Заговорщик
Шрифт:
Новый день, новые переходы, все то же привычное занятие: смотреть, считать, прикидывать. За весь день Андрей заметил только одну вершу, да и на ту махнул рукой – не помнил, платили за нее здешние жители или нет. С одной все равно особого толка нет. Тем более – на мелкой речушке. Зато в третьем из домов он с удовольствием заметил лишнее количество растянутых на каркасах сырых свежевыделанных шкур – охотник добывал явно больше зверя, чем остальные.
Но чуваш сразу признал, что свои тропы и капканы наконец появились у старшего сына. Посему Зверев разрешил платить дань только со следующей весны, причем первые два года, пока новый добытчик не наберется опыта – только половину от обычной
Еще один забавный фокус ждал его вечером. По следам от полыньи холопы и староста выследили нового жителя – лохматого, беззубого, шамкающего старикашку, вырывшего себе полуземлянку и накрывшего ее жердяной крышей, причем поверх второго наката была насыпана земля и положен дерн. С десяти шагов, если не от входа идти – обычный холмик. Старая школа, образцовый схрон от татарских набегов! Но самым потрясающим в домике была печь. Дедок соорудил ее из еловых веток. Сделал что-то типа округлого шалашика с выходящей наружу центральной трубой – она же просто дыра, – а потом тщательно обмазал лапник снаружи и изнутри толстым слоем глины. Несмотря на примитивность конструкции, печка отлично работала: хорошо грела, не дымила, не ломалась и, что самое главное, не загоралась.
Говорил новосел на непонятном даже Пинетию языке – и Зверев просто махнул на него рукой. Никакой прибыли старикашка все равно не принесет, это ясно. Пусть так живет Христа ради. Все равно недолго ему осталось. Оставив землянку в покое, всадники на рысях домчались до Свияги, уже в ночи, под светом полумесяца прошли остаток пути до дома и только за полночь ввалились в теплый и уютный дом.
Здесь было светло, пахло хорошим вином и пирогами. Вместе с отъезжавшими в Свияжск холопами за столом сидели инок Тихон и какой-то иерарх в коричневой суконной сутане и с большущим золотым крестом на груди.
– Здравия желаю всей честной компании, – скинул на лавку налатник Андрей, следом – рукавицы и шапку. – Чем обязан такому вниманию?
– Благослови тебя Господь, сын мой, – низким органным голосом поздоровался незнакомый священник.
– Это отец Никодим, – поднявшись, кивнул Тихон. – Благословлять и освящать часовню приехал. Мыслили вчера сделать, да решили, нехорошо без хозяина.
– Храмам не князья, храмам Бог хозяин, – усмехнулся Андрей.
– Праздник освящения велик для всех смертных, и грешно володетеля земли здешней сей радости лишать, – прогудел отец Никодим, и Зверев понял, что разговаривать с гостем не сможет. От его голоса все тело начинало вибрировать, словно от перфоратора за стеной, зубы ныли, а в голове появлялся гул.
– Отлично. Тогда давайте по пивку, да спать. С рассветом делом добрым и займемся.
Обряд освящения часовни свершился красиво и торжественно: надев фелонь, отец Никодим пел таким голосом, что вокруг на полверсты с веток осыпался иней, а мыши удирали из своих нор и уходили в дальние края, дымил кадилом и иногда прыскал водой. Прошелся снаружи и внутри, помазал стены миром, мимоходом посетовал князю, что у храма нет ограды, после чего самолично провел первое богослужение, принял исповеди и причастил немногих собравшихся прихожан. Потом все вместе они отправились в дом старосты и отпраздновали событие настоящим французским кагором и слабосольной, чуть подкопченной белорыбицей.
После пары кубков отец Никодим расслабился, потерял голос и свистящим шепотом начал жалеть Тихона:
– Тяжко тебе тут придется, святая твоя душа, ох, тяжко. Народ здесь округ дикий, молятся земле, зверям и идолам, до них молитвою не пробиться, ох, не пробиться. Тут княжеская помощь понадобится, без нее нельзя. Да-а… Капище найти надобно местное, обязательно найти. Коли его разорить, а шаманов бесовских, бы икнул священник и дернул ладонью, – тоды да, тоды пойдут. Приносить станут всякого добра, креститься научатся. Но поперва холопами, холопами их подогнать не мешало бы.
– Капище! – хлопнул себя по лбу Андрей. – Как же я не догадался, капище!
– Послать надобно человечка верного, – повернулся к нему священник, – последить, куда ходят они, язычники-то. Как оно найдется, холопов верных в седла поднять, да хк, хк… бесово наваждение.
Зверев поднялся, вышел на улицу, отер лицо снегом, поймал за рукав суетливого старосту:
– Курица у тебя есть? Черная курица, другая не подойдет.
Чуваш, попятившись, мотнул головой.
– А достать можешь?
Пинетей покачал усами из стороны в сторону.
– А овца черная? Да что ж такое! Щенков собачьих тоже нет? Хотя бы поросенок, кабанчик молодой?
– Да, – вдруг спохватился староста. – Есть кабанчик. Ты хочешь разрушить святилище, княже?
– Какое святилище? – не понял Андрей. – Кабанчика береги, он мне через пару дней понадобится.
Поутру холопы повезли грустного отца Никодима в Свияжск, а князь начал готовиться к посещению тайного места, спрятанного за липой. Самые надежные средства – освященный крест и святую воду – пришлось оставить. Слишком уж они были сильны для его задумки. Вместо них пришлось наговаривать другие обереги.
Сперва он заговорил травку от лихоманки – нелюбимую для нежити полынь, усиленную заговором Алатырь-камня. Травку заварил и добавил в барсучий жир, после чего выставил на холод – чтобы лишняя жидкость испарилась. Воду, заговоренную на снятие порчи, приготовил с собой – отмазываться. Далее, следовало веточку рябины приколоть на плечо со словами: «Лежи, рябина красная, привечай всякого гостя доброго, поминай гостя злого, не пускай гостя неживого. Водой живой дом отмой, слово мертвое себе забери. Аминь». Рябина злое колдовство на себя берет, сохнет, а человека спасает. Очень важно, что ее потом можно колдуну обратно отнести и его заговоры на него вернутся. Другое такое же заклинание Андрей наложил на землю. Пропуская ее между пальцами, наговорил: «Крот слепой под домом моим полз, мою беду съел, моим горем подавился. Неси, земля, того крота тому, кто душу мою брал, слова на нее шептал, на меня посылал, да себе получил». Слова требовалось нашептывать девять раз подряд, но самое главное: в этот день до самого заката больше ни с кем нельзя разговаривать – чтобы слова силу не потеряли. Крайне обременительное условие. Чуть отвлекся – и весь заговор разрушился.
Хлопоты заняли полный день и изрядную часть второго – но зато к моменту возвращения веселых холопов Андрей был готов сунуть голову в логово самого злобного колдуна. Они собрались в путь в канун Касьянова дня [12] – очень подходящей даты для задуманного князем деяния. В этот день многие православные предпочитают и вовсе из дому не выходить, дабы под проклятие какое-нибудь не попасть.
– Или ныне год не високосный? – попытался вспомнить Зверев.
В здешнем мире за датами и годами следили только священники в храмах, писари и подьячие, да и те счет от сотворения мира вели, а не от Рождества. Если добавить еще расхождение в начале года: здесь он начинался в сентябре, а не в январе, – попытка понять, в какой точке временной прямой он находится, превращалась для Андрея в изрядную головоломку.
12
Касьянов день – 29 февраля. Считается страшным днем, поскольку посвящен проклятому святому.