Заградотряд. «Велика Россия – а отступать некуда!»
Шрифт:
Лошади, напрягая мокрые ноздри и заляпанные дорожной грязью груди, с трудом выволокли орудие и передок на пригорок и остановились. Артиллеристы тут же подсунули под единственное колесо орудия камень. Сгрудились возле передка, с опаской смотрели на Мотовилова, сразу угадав в нем того, кто и решит их судьбу. На доклад вышел приземистый кривоногий сержант в ушастой довоенной каске, вскинул руку. И Мотовилов заметил, как дрожит рука артиллериста. Кому ж охота умирать, когда спасение рядом? Вот и надо убедить «сорокапятчиков», что спасение – этот рубеж. Вот этот берег и поле со складками рельефа, где они могут найти себе хорошую позицию.
– Откуда идете? – спросил ротный сержанта.
– От Тарусы. Хотели в городе переночевать, а там уже немцы. Последний
– Боекомплект?
– Двадцать два выстрела. Под Тарусой пополнили. Двенадцать – бронебойные, десять – осколочно-фугасные.
– Когда последний раз получали довольствие?
– Две недели назад.
– Вижу, бывалый расчет. Две недели без довольствия, а незаметно, чтобы отощали. И кони в порядке.
– Так ведь мимо деревень шли, – улыбнулся сержант. – По своей земле.
– Ладно, сержант. С выходом вас. О подробностях – потом. А сейчас слушайте приказ: выбирайте позицию сами, стрелять придется по дороге. Отряди одного или двоих человек за боеприпасами. Ехать недалеко. С вами поедет лейтенант и еще двое разведчиков. Коней придется взять ваших. А сейчас ведите людей к полевой кухне, скажите кашевару, что ротный приказал выдать каждому двойную порцию. Но через час орудие уже должно стоять на позиции. Все, сержант. Выполняйте.
Приказ Мотовилова не обрадовал артиллеристов, но, как он заметил, особо и не огорчил. Еще бы, могли бы и в овраг отвести, а тут – на позиции, полное доверие. Да еще и двойная порция горячей каши с тушенкой.
Двадцать два снаряда – это уже кое-что. Если учесть, что это кое-что к ничему, то – уже много. Но если Старцев, которому он поручил доставить с полустанка снаряды, успеет обернуться до подхода немцев, то первый бой артиллерийским усилением худо-бедно, но все же будет обеспечен. Если только сержант не болтун и умеет стрелять из своей калеки-пушки.
– Прицел-то в порядке? – на всякий случай поинтересовался Мотовилов, когда артиллеристы прикончили кашу и принялись за ломы и лопаты.
– Прицел в порядке. И целиться есть кому, – ответил сержант и снова скупо улыбнулся.
Сержант уже начинал нравиться Мотовилову. Люди вокруг него бегали как заведенные, каждый знал свое место, слушались беспрекословно. Бойцы младшего лейтенанта Старцева, которые поступили во временное подчинение командиру расчета, тоже вскоре были приставлены к делу, освоились и быстро отрывали основной окоп, ровики для огнеприпасов и расчета.
Сержант выбрал место для огневой на склоне неглубокой лощины, уходившей в лес. Лощина надежно прятала орудие, укрывала справа и слева, таким образом предохраняя от флангового огня. Дорога на той стороне речки с позиции открывалась достаточно широко, к тому же метрах в пятистах насыпь делала поворот и некоторое расстояние тянулась вдоль фронта. Деревья и кустарник впереди пришлось подчистить. Березы и ольхи тут же распилили и растащили на землянки и траншейные перекрытия. Ветки пошли на маскировку.
Сержант сбегал к речке, вернулся и приказал:
– Снимай, ребята, колесо. Ниже посадим.
Орудие сразу осело ниже к земле, и теперь его трудно было разглядеть и с двадцати метров.
– Надо предупредить пехоту, что снаряды пойдут через их головы, – приказал сержант заряжающему.
Тот протирал снаряды в длинных латунных гильзах и аккуратно, как только что вынутые из мотора сияющие поршни, складывал обратно в плоский продолговатый ящик.
Когда все было уже отрыто и замаскировано, связист вытащил из передка зеленые ящики телефонных аппаратов, катушку с проводом и спросил сержанта:
– Куда тащить?
– На НП командира роты, – ответил тот.
Стрелковые окопы тем временем тоже оживились. Бойцы обсуждали нежданное-негаданное пополнение.
– Какая-никакая, а все же артиллерия.
– Пукалка… У германца на танках установлены семидесятипятимиллиметровки. Вот это пушка! Такая как дась!..
– «Сорокапятка» бронебойным снарядом любую броню пробивает. Видел
– Артиллерия… Знаешь, как сами они, сорокапяточники, свою пушку называют? Смерть врагу – пиздец расчету.
– Пиздец не пиздец, а вон и связь имеется. В деле-то, видать, уже побывали. Воевать, вон, гляди, собираются по-умному, с телефоном.
– Главное, чтоб стрелять умели.
– В тыл поволокли.
– Пушки и должны в тылу находиться. Не в окоп же к тебе орудие ставить! Вот деревня! Тебе, пехоте, наверное, кажется, что все в твоем окопе происходить будет.
– Будет не будет, а наши окопы она, как видно, не обойдет.
– А где ж они, разгильдяи, колесо-то потеряли? С передка бы, что ли, сняли.
– Без тебя не догадались. Иди, подскажи.
Вскоре возле окопов появился ротный, и разговоры сразу поутихли.
Так, за перебранкой и разговорами, под затяжку махорки, рота скоротала до вечера. За это время успели прокопать ходы сообщения, запасные огневые для пулеметных расчетов, а главное, надежно замаскировали в лощине 45-мм противотанковое орудие. [8] Снятое с последнего колеса и березовой слеги, оно низко сидело в просторном окопе, и черные будылья бурьяна едва не касались тонкого, как шило, ствола.
8
Советское полуавтоматическое противотанковое орудие калибра 45 мм. Являлось достаточно эффективным средством борьбы с танками и бронетехникой, находившейся на вооружении германской армии в начальный период войны. Создана в КБ завода № 8 в Подлипках наложением 45-мм ствола на лафет 37-мм противотанковой пушки образца 1931 года, производимой немецкой фирмой «Рейнметалл». Документация этой пушки была выкуплена Советским Союзом в Германии. На первых порах широко применялись дореволюционные боеприпасы калибра 47 мм, которые легко перетачивались под калибр 45 мм. Затем были созданы оригинальные боеприпасы различных конструкций. С дистанции 500 м простым бронебойным снарядом «сорокапятка» пробивала 43-мм броню. Подкалиберным – 66-мм броню. А при стрельбе со 100 м (кинжальный огонь) – броню 88 мм. Орудие имело также противопехотные возможности – стреляло осколочными снарядами и картечью. Модернизировано в 1942 г. Снята с производства в 1943 г. Отдельные ее образцы дошли до Победы. По штату 04/600 от 29.07.41 стрелковый полк имел истребительно-противотанковую батарею в количестве 6 орудий; дивизия, таким образом, имела 18 орудий такого типа. Фронтовики называли «сорокапятку» «Прощай, родина!» или «Смерть врагу – пиздец расчету!» По специфике своего применения расчеты «сорокапяток» почти всегда находились в боевых порядках пехоты. А если учесть, что при этом весь огонь противника был сосредоточен на них, то необходимо признать: народное название «сорокапятки» было весьма верным.
Дождь к вечеру немного поутих. В поле начали растекаться влажные сумерки. И в это время Мотовилов заметил в бинокль движение, которого ожидал уже давно. Правее дороги, вдоль гряды берез и густого ивового подлеска бегом бежали бойцы передового охранения. Одновременно оттуда послышались отрывистые звуки моторов. Разведчики действовали так, как приказывал он. Но все происходило так быстро, что лейтенант Асеенков, видимо, не успел сообразить и из всех немногих вариантов, которые его группе оставила судьба, выбрал самый гиблый. Не сообразил Асеенков… А может, испугался. Надо было кого-нибудь из старых сержантов послать. Моторы стучали все отчетливее и ближе. Часть бойцов рассредоточилась и свернула влево, в серый кустарник подлеска, и тот сразу поглотил их, спрятал и от чужих, и от своих глаз. Но трое, бежавших впереди других, сбились в кучу и продолжали, низко пригнувшись к жнивью, бежать вдоль дороги к деревне. Что это он не увел их в лес, наблюдая за бегущими, бранил и лейтенанта Асеенкова, и себя Мотовилов. Если бы он знал, что среди троих, бессмысленно бегущих по полю, был и лейтенант…