Заградотряд. «Велика Россия – а отступать некуда!»
Шрифт:
– В лес, как на гармони сыграть, стебанули. Немец уже на переезде гурчит. Слышите? Во будет, как танками попрет! – говорил все один. Голос его не то чтобы дрожал или выдавал страх, но чувствовалась в нем безысходность, отсутствие какой-то главной надежды. И Мотовилов, слушая слова бойца-бронебойщика, понимал причину его опасений. Если бы за спиной стояла хотя бы батарея хорошо укрытых противотанковых орудий с достаточным запасом снарядов, то у бойца, возможно, был бы другой голос, и сам ротный не дрожал бы теперь дрожью человека, который не был уверен в том, что на этот раз взводы его
– Да если в лес, это не страшно. Из леса можно и вернуться. А вот если их смяли. Там, в окопах…
– Против такой-то силы удержись… Он тебя и самолетами, и танками…
Мотовилов узнавал голоса. Это разговаривали первый и второй номера расчета ПТР. И рассуждали они верно. Какая польза для Третьей роты может быть от того, если второй взвод, выполняя приказ, вместе со своим старшиной храбро лег на своих позициях? Повидал он таких храбрецов и под Минском, и на Десне, и на Варшавском шоссе. Почти все там остались. Кто в окопах, кто в лесу, кто неизвестно где. Хорошо, если по деревням разбежались. Там их можно собрать. Вытряхнуть из жарких перин, пахнущих женщиной, поставить в строй и отдать этому строю вновь сформированной роты приказ. И пускай они попробуют его не выполнить!
– Товарищ старший лейтенант, разрешите послать связного. – Это – снова лейтенант Багирбеков.
– Посылай, лейтенант. Только не связного, а разведку. Быстро. Троих человек. Пусть выяснят, что там происходит. Где второй взвод, где немцы…
Под сапогами лейтенанта Багирбекова поскрипывал молодой снег, когда он бежал по узкой траншее, выкрикивая фамилии бойцов. Через минуту разведка стояла перед Мотовиловым. Трое. Студент Петров, профессор Хаустов и ополченец Коляденков. Хуже всех выглядел Петров.
– Петров, вы хотя бы шинель почистили. Стоите в строю, как баба-скотница посреди свинарника. – Когда Мотовилов хотел выразить свою неприязнь к бойцу, он обращался к нему на «вы».
Петров шевельнул губами и ничего не ответил. Он, видите ли, устал… Мотовилов отвернулся и сказал:
– Если кто чувствует, что не способен выполнить поставленную задачу, может выйти из строя и следовать в свой окоп.
Из строя никто не вышел.
Мотовилов знал, кого назначить старшим группы. Этот профессор, видать, и в седле сидит не хуже татарина, подумал ротный, уже не сомневаясь в прошлом Хаустова.
Когда разведка ушла, он спросил взводного:
– Откуда у них немецкие винтовки? Да еще с оптикой?
– Трофеи. Вчера ночью за реку ходили.
Хотел сказать, что трофеи надо было сдать и поставить на учет. Как положено. Но вспомнил свой автомат, добытый под Вязьмой, который пришлось отдать члену Военного совета фронта, и махнул рукой.
Разведчики вернулись довольно скоро. К тому времени рассвело. Снег прекратился, и видимость была отличная. Хаустов доложил, что второй взвод почти в полном составе отошел за овраг, где вчера вечером стояло противотанковое орудие, что личный состав частично разбежался по лесу и командир взвода старшина Звягин и сержанты собирают сейчас разбежавшихся, что немцы наводят переправу через Боровну рядом со взорванным мостом и накапливаются в деревне, что, кроме пехоты, в колонне четыре тяжелых
– Как же вы минометы разглядели? Подходили, что ли?
– Оптический прицел немецкой винтовки имеет трехкратное приближение, и что происходит в деревне, как и то, какая поклажа на повозках, хорошо просматривается из леса.
– Значит, Звягина они преследовать не стали. Так?
– По дороге, которая ведет из дальнего конца деревни к противоположному лесу, ушла группа одетых в камуфляжные накидки. Человек двенадцать. Вооружены легким стрелковым оружием. Имеют пулемет.
– А ну-ка, покажи на карте, куда они пошли. И где Звягин своих овечек собирает, тоже покажи.
Хаустов развернул карту к себе и тут же указал лес левее Малеева, где сейчас приходил в себя второй взвод, и дорогу в противоположную сторону, куда выдвинулась группа немцев, одетых в необычную форму.
– Разведка. «Древесные лягушки». – И Мотовилов вдруг вспомнил о Плотникове и его разведгруппе, которая до сих пор не давала о себе знать и не возвращалась.
– Вот что, боец Хаустов… Слова, которые я допустил по отношению к вам, отменяю.
Хаустов невольно вытянулся.
– У меня к тебе, как у кавалериста к кавалеристу, задание. Очень важное. Непростое. – И Мотовилов вопросительно покосился на Хаустова. – Или отвык от седла?
– Я в седле родился. Да и служить довелось в кавалерийском полку.
– Тогда смотри маршрут и слушай задание. – Мотовилов вытащил из полевой сумки карту и карандаш. – Вот здесь проходит железная дорога. Вот здесь полустанок или станция. Прямо возле платформы склад артиллерийских боеприпасов. Я думаю, что там уже и артиллеристы должны быть. Хотя бы охрана. У них наверняка есть связь с Серпуховом или со своим артиллерийским начальством. Срочно давай туда, передай, что в населенном пункте Малеево сосредоточено до двадцати тяжелых и средних танков и до батальона пехоты с тяжелыми минометами.
– Танков мы насчитали всего четыре.
– Ты что, Хаустов, не понимаешь, что четырьмя бронеединицами они не заинтересуются? Ну, ладно, скажи двенадцать, в гриву-душу их…
Звягин хорошо знал, что его ждет на командно-наблюдательном пункте командира роты. И все же шел к КНП твердым и решительным шагом. В нем колыхались и только что пережитый ужас бомбежки и бега, спекшихся, как кровавая корка на губах, в злобу, и обида за то, что его взвод, лучший, как он считал, взвод Третьей роты, старший лейтенант Мотовилов поставил на самое погибельное, лобное место.
– Ну что, Звягин, драпанул? – встретил его ротный.
– Я бы тебе, Степан Фомич, сейчас ответил, – скрипнул зубами старшина Звягин. – Я бы тебе сейчас сказал, что думаю…
– Тут думать поздно. Думать надо было раньше.
– Так вместе надо было думать! – не унимался старшина.
И Мотовилов понимал, что Звягин прав. Но не рассыпаться же теперь перед ним в извинениях. Спросил:
– Какие потери?
Старший лейтенант Мотовилов ждал доклада. А старшина Звягин кусал спекшиеся губы и сверкал по сторонам глазами, словно там и там, кругом, видел тех, кого уже не вернуть.