Заградотряд. «Велика Россия – а отступать некуда!»
Шрифт:
– Самошкин! – окликнул он связного. – Зови взводных.
Гауптман Хорнунг во время атаки шел вместе со своими солдатами в первой цепи. Затем, когда русские встретили их сосредоточенным огнем и застопорили продвижение вперед, он решил атаковать своим левым флангом, стремительным броском ворваться в русскую траншею и при поддержке танков очистить потом всю ее. Но неизвестно откуда взявшиеся противотанковые пушки русских начали выбивать из строя танки. Атака едва не захлебнулась, еще не начавшись. Но Хорнунг своей волей и личным примером заставил солдат подняться. Вскоре они достигли линии русских окопов. Иваны оказались необычно упорными, из траншеи их пришлось выбивать штыками и прикладами.
Группе гауптмана Хорнунга удалось вначале рассечь оборону русских, а потом окружить целый взвод их пехоты. Хорнунг запросил поддержку минометов. Те тут же открыли огонь и перепахивали траншею противника до тех пор, пока Хорнунг по рации не передал отбой.
Солдаты быстро разобрали завалы. Он пошел по траншее, чтобы посмотреть на результаты минометного обстрела. Русские почти все остались в окопах. Минометчики поработали хорошо. Нужно отметить это в донесении. Они взяли реванш за Малеево.
Один из унтер-офицеров указал ему на русского, лежавшего под деревом:
– Комиссар.
– Нет, – ответил Хорнунг. – Он – командир. Судя по знакам различия, видимо, командовал этим взводом.
Привели пленного. Приземистый, кривоногий, монгольский тип лица.
– Монгол? Это последнее пополнение Сталина?
– Нет, – сказал переводчик. – Он из Якутии. Это – северная народность. Живут в Заполярье. Они действительно потомки Орды. Их предки присягнули русским царям. Они так же верны Сталину. Хорошие воины.
– Такая верность. Зачем? В чем смысл такой жертвы?
– Примитивный фанатизм, герр гауптман, – сказал унтер-офицер. – Всего лишь одно из проявлений низкого развития. Остатки родо-племенных отношений, когда все беспрекословно исполняют волю вождя племени.
– Язычество. Ничем другим такое не объяснишь.
– Да, герр гауптман.
– Смотрите, они все привязаны веревками к деревьям. Что это означает? Спросите его, что это? А может, они заминированы?
– Это нечто вроде древнего обряда, – сказал переводчик. – Нечто подобное бытовало у североамериканских индейцев, кажется, у шайеннов. Их называли Воины-псы. Лучшие из лучших. Всегда готовые умереть ради спасения своего племени. Вот, посмотрите, у каждого из них есть нож, которым он мог в один миг перерезать веревку. Но никто из них не сделал этого. Все умерли вокруг своего командира.
– Фанатики. Чудовищные дикари. Мы столкнулись с армией дикарей. Азиаты. Грязные, фанатичные азиаты. – И Хорнунг шевельнул носком сапога нож, висевший на ремне одного из убитых. – Ведь это не уставной нож? Спросите этого дикаря.
– Нет, не уставной. Они привезли их с родины, из тайги.
Хорнунг сделал повелительный жест. Ему хотелось иметь такой нож. Прекрасный сувенир из России. К тому же, говорят, великолепная сталь. Ручная работа. Хорнунг любил такие вещицы. Они будут напоминать ему о его войне на востоке, о русском походе точно так же, как и награды фюрера. А этот нож дикаря он повесит над диваном в библиотеке. Колониальный стиль.
– Я не советую вам, герр гауптман, брать этот нож. Пленный говорит, что на каждый из них хозяином наложено заклятие. Нож с тела убитого может взять только его верный товарищ или кто-то из родственников.
– Спроси, принято ли у них дарить ножи?
– Да, принято.
– Тогда пусть он мне подарит один из этих ножей.
– Он говорит, что это невозможно.
– Почему?
– Когда якут дарит нож, он дарит частичку своей души и тайги, в которой живет и охотится.
– Предложите ему еще раз от моего имени. Скажите, что я хочу купить, нет, обменять его жизнь на нож. Я отпускаю его.
Переводчик переводил на русский. Якут с трудом, но все же понимал неправильный русский. Когда тот перевел последнюю фразу, губы якута дрогнули едва заметной улыбкой. Он покачал головой: нет.
– Чего же он хочет? Пусть назовет цену сам.
– Он говорит, что тоже был привязан. Он хочет остаться здесь, рядом со своими мертвыми.
– Но он свободен. Осколок перебил его веревку. Ему повезло. Он, что, еще не пришел в себя?
– Он говорит, что веревку мог перерезать и освободить его от клятвы только один человек. Но он мертв. И теперь его долг – быть рядом.
– Я думаю, что этого дикаря нужно просто пристрелить. Рядом с его русским командиром. Если он так этого желает. – И унтер-офицер снова оглянулся на тело русского офицера, лежавшего среди своих бойцов.
– Нет, – сказал Хорнунг.
К вечеру в расположение прибыл конный разъезд – два бойца и лейтенант. Все на хороших неутомленных конях. Лейтенант оказался офицером связи штаба армии. Передал письменный приказ, подписанный начальником штаба армии. Смысл приказа был следующим: до наступления темноты, между 16.00 и 17.00, всеми наличными силами боевого участка, подчиненного ему, старшему лейтенанту Мотовилову, при поддержке усиленной батареи, выделенной из состава ИПТАП, атаковать населенный пункт Малеево и овладеть им и переправой через Боровну.
– Теперь, что, штарм командует ротами? – спросил Мотовилов, но офицер связи только шевельнул плечами и ничего не ответил.
– Где наша дивизия, лейтенант? Это хоть известно? И когда нас сменят?
– Мне известно только то, что дивизия при выходе понесла большие потери. Командир дивизии полковник Калинин то ли убит, то ли тяжело ранен. Смена подойдет завтра к утру.
– Кого ж они собираются менять? Если сегодня… Ладно, лейтенант, я сейчас напишу донесение. Передашь в штарм. Скажи там: старший лейтенант Мотовилов повел роту на смену…
Его переполняло негодование. Как они там, в штабах, могут отдавать приказы, не зная реальной обстановки на передовой?! Какая атака?! Кем и чем атаковать? У артиллеристов выбиты и искалечены почти все орудия. Уцелели только две батареи, стоявшие на закрытых позициях в глубине обороны. И они теперь – последняя надежда, если немцы до вечера снова пустят по большаку танки. В роте полтора взвода штыков. Мотовилов с этими силами не сможет обеспечить даже боевое охранение батарей. А противотанковые пушки – последняя возможность остановить танки.