Загробный мир. Мифы разных народов
Шрифт:
Затем тело Бальдра перенесли на ладью. Увидев мужа на погребальном костре, жена Бальдра Нанна упала замертво – у нее разорвалось от горя сердце. Ее положили на погребальный костер рядом с Бальдром. Когда костер зажгли, Тор освятил его своим молотом, который был символом священного небесного огня. В этот момент у ног громовника пробегал некий карлик по имени Лит, что значит «цветной», и бог толкнул его ногой в костер – Бальдру нужны были слуги на том свете. Коня Бальдра в полной узде также сожгли вместе с ним. А Один положил на костер волшебное кольцо Драупнир, но что он сказал при этом на ухо сыну, не узнает никто.
Почему боги, согласно «Младшей Эдде», не вытащили ладью на сушу, чтобы установить на костер, а, наоборот, спустили в море? Дело в том, что для мифологического рассказа важна была идея загробного путешествия, странствия Бальдра сначала через воды мирового океана, отделявшего Асгард и Мидгард от внешнего мира чудовищ и преисподней, а потом, уже на взнузданном коне, ко двору Хель. Это значит, что сожжение умершего не обязательно приводило к путешествию на небо: путь с погребального костра (или на ладье с горящим погребальным костром, как у Бальдра) мог вести в преисподнюю – «вниз и к северу».
Повествование Снорри завершает описанием пышных похорон.
Все роды сверхъестественных существ собрались у погребального костра Бальдра. Конечно, первыми были Один и Фригг, а с ними валькирии и вещие вороны Отца богов. Фрейр подъехал на колеснице, запряженной вепрем Золотая Щетина, а Хеймдалль – верхом на коне Золотая Челка. Фрейя правила повозкой, в которую были запряжены ее кошки. Явились даже инеистые великаны и горные исполины, ведь они были родичами богам. Корабль с пылающим костром отплыл в море к жилищу Хель на Берегу Мертвых.
Хермод же девять ночей скакал без передышки сумрачными долинами, пока не подъехал к реке Гьёлль. Дева Модгуд, стерегущая крытый золотом мост, как положено, спросила Хермода об имени и какого он роду: пять полчищ мертвецов не производили такого грохота, когда проезжали днем раньше по этому мосту, да и лицом всадник не похож на мертвого. Хермод отвечал, что он разыскивает Бальдра. Тогда Модгуд сказала, что Бальдр проезжал по мосту в Хель, а дорога туда ведет «вниз и к северу».
Наконец Хермод добрался до решетчатых Ворот Мертвых и пришпорил Слейпнира: чудесный конь перескочил через преграду, даже не задев ее. Тут Хермод спешился и вступил в палаты Хель. Там он увидел брата, сидящего на почетном месте. Бог остается богом и в преисподней; мы помним, как заботливо для него было наварено пиво и котел накрыт щитом, чтобы напиток не выдыхался. Нашлось место в покоях и для Хермода. Заночевав в мрачном жилище Хель, наутро он принялся просить хозяйку мертвых отпустить с ним Бальдра – ведь не только боги, но и все живое оплакивает его смерть. Великанша же сказала, что отпустит бога, если действительно ни одно живое существо не воспротивится его возвращению из Хель. Бальдр проводил Хермода из палат и, как положено, передал дары в царство богов: Одину он послал его кольцо Драупнир, Нанна же отправила Фригг свой плат, а ее служанке Фулле – перстень.
Хермод пустился в обратный путь и рассказал в Асгарде о трудной задаче, которую задала ему Хель. Боги тут же разослали гонцов во все стороны, призывая весь свет оплакивать Бальдра. И правда, весь мир зарыдал – мы до сих пор можем видеть эти слезы даже на камне или металле, когда их приносишь с холода в тепло. Лишь одна старуха-великанша, сидящая в пещере, сказала, что она оплакивает Бальдра «сухими слезами»: он ей не нужен ни живой ни мертвый, и пусть хранит его Хель. Имя этой старухи было Тёкк, что значило «благодарность». На такую издевку могло быть способно лишь одно существо, умеющее менять пол, – это был Локи.
Бальдр не стал воскресающим богом, хотя имел все признаки умирающего бога растительности: копье, которым его сразил, забавляясь его неуязвимостью, брат Хёд, было сделано из омелы – растения-паразита, поражающего деревья, в том числе священные дубы.
Другому мифологическому герою, относящемуся к роду богатырей нартов, повезло больше, чем Бальдру.
У осетин владыка загробного мира – Барастыр. Однажды он отпускает на побывку домой одного из убитых сыновей нарта Урызмага. Тот отправляется в путь на коне отца Аслане, но подковы коня приделаны задом наперед, чтобы другие мертвецы не пошли за ним.
Без разрешения Барастыра никто не может ни попасть в загробный мир, ни выйти оттуда. По его распоряжению женщина-страж открывает железные ворота (но делает это только до заката солнца – поэтому осетины хоронят до заката). Барастыр отправляет умерших в ад или рай в соответствии с их деяниями на земле. В центре загробного мира расположен рай Дзанат. Он представляет собой цветущий сад, в котором роскошно одетые молодые люди со своими женами и детьми сидят за золотыми столами, уставленными неиссякающими яствами и напитками. Дзанат обнесен золотой каменной оградой с золотыми воротами, которые открываются по распоряжению Барастыра. Ключ от замка, запирающего ад – Зындон, также находится у Барастыра. Здесь умершие подвергаются наказанию соответственно совершенным им проступкам (сдирание кожи с головы, выдергивание ногтей, ослепление и т. д.).
Век сожжений и век курганов
Еще больше озадачивает смысл ритуальных действ, которые сопровождали похороны третьего мифологического правителя шведов – Фрейра. При нем наступил расцвет сказочного царства, который именовали даже золотым веком.
Поэтому когда бог, воплощающий этот расцвет, заболел, его дружина обеспокоилась и скрыла от людей, что Фрейр при смерти. Они насыпали большой курган, сделали в нем дверь и три окна и, когда Фрейр умер, перенесли его туда, сказав людям, что правитель жив (вспомним, как в Китае скрывали смерть Цинь Шихуанди). Так длилось три года, и три года подати поступали в курган Фрейра: в одно окно – золото, в другое – серебро, в третье – медь.
Набор металлов напоминает о трех царствах волшебной русской сказки – золотом, серебряном и медном. Иные миры совмещались в кургане Фрейра.
Когда люди узнали, что Фрейр мертв, а мир и урожай все равно сохраняются, они решили не сжигать его. Фрейр был провозглашен богом благоденствия, и ему стали приносить жертвы. Тогда многие правители перестали сжигать своих родичей и стали их хоронить, насыпая курганы. Конунг датчан Дан Гордый велел похоронить себя в кургане в полном воинском облачении, со взнузданным конем и многим другим добром. Так на смену веку сожжений пришел век курганов.
Еще более удивительный обряд совершили норвежцы на похоронах отдаленного потомка Ингви-Фрейра – конунга Хальвдана Черного, отца исторического норвежского конунга Х века Харальда Прекрасноволосого.
При нем, как и при его божественном предке, были урожайные годы, и когда Хальвдан умер, возвращаясь с празднования йуля, норвежцы из разных областей стали спорить, где должен быть похоронен конунг – от этого зависело благополучие страны. Наконец решили, что тело Хальвдана будет расчленено на четыре части и каждая похоронена под курганом в разных областях.