Загробный
Шрифт:
Барбос недоверчиво посмотрел на меня и заулыбался от уха до уха:
– Правда? Вот здорово бы было! А то, меня все в волейбол тянут, говорят, что руки длинные, и - рост.
Следующим уроком была математика, которую я не любил.
А после уроков меня встретили какие-то темные личности и здорово отлупли. Шпана из полуподвалов дерется жестко, жестоко. А бокс - это спорт, тем более, любительский, "интелигентный" бокс того времени.
Они не упоминали Барбоса, но подразумевали. Потому что приговаривали: "Это тебе не на ринге финтить. Что ж ты падаешь-то, сявка."
Тем ни менее, прямых доказательств не было. А доказательная часть в разборках была важна: не пойман - не вор, у меня просто не было юридического
А то, что это его дружки - это точно, и к бабке не ходи. Он на другой день так ехидно ко мне подошел, спросил: не на тренировке ли я синяк заработал. Хотя должен был знать, я ему говорил, что тренировки у по понедельникам и пятницам, а нынче всего четверг. Я нарочно ему грубо ответил, мол не твое собачье дело, а он изобразил невинного мальчика: чё, мол, ты такой сердитой, какая, мол, муха тебя? Никакая, говорю, муха меня не кусала, ты сам знаешь, чё я такой злой. А он: да ты чё, откуда мне чё знать? Вообщем, ушел, падла, в полную несознанку!
И такой вежливый все перемены был, что у меня просто не получалось его на драку вызвать. А без оснований меня пацаны осудили бы, тем более после вчерашнего рыцарства во время стукалки.
Витька Харьков - я ему все рассказал - посоветовал выждать. Через пару недель, мол, можно будет настучать, козлу безрогому. Витька в таких делах лучше меня разбирается, он, как говорит папа, в такой среде вырос, в среде борьбы за жизнь, место под солнцем. А у меня через такое долгок время вся злость пройдет, я не злопамятный.
3
Опять меня достают насекомые. Хотя, не знаю, относятся ли к насекомым слизни. Он весь вечер, хлюпая, падали на окна и ползли по стеклам, оставляя жирные следы слизи. Бр-р-р-р-р, мерзость!
Именно они заставили меня забеспокоится, подумав о том, что стекла могут разбиться. Правда, есть еще жалюзи из пластика, довольно плотные. Но в них щели, разгулье для членистоногих. Завтра же посмотрю в складе-магазине стекла. В крайнем случае, можно выставить их из самого магазина.
Очень мне не хватает книг. Любых, так привык читать за полвека жизни. Я и в тюрьмах, и на зонах ухитрялся читать; правдами и неправдами доставал книги. В Краслаге ухитрился, даже, поработать библиотекарем прямо в зоне, правда, недолго. Вот это было счастье!
Опять ночью были голоса. Я взял блокнот, вышел в подъезд и записал, что смог, успел, даже, проставить ударения кое-где. Вот, что получилось: "лехашмид", "коль а-хадашот", "мэфагэр", " а хла", "ле-маазин и м йэкар и м а хла б о кэр", "зэвэль шель бэн адам", "хатихат хара", "мэтумтам, мэтумтэмэт", " э йзэ к э та", "пара-пар а нидф о к эт коль а- э дэр".
Жалко, что у меня нет книг, словарей там всяких. Возможно, понял бы, что за язык. Мне кажется, что это какой-то древний язык, персидский, что ли. Возможно, это и не земной язык вовсе, особенно, если место моей ссылки находится не на планете Земля.
Мне все чаще приходит в голову одна мысль - я уже умер, а это рай или ад. Может даже, чистилище. Вот допишу свои воспоминания
Данте считал, что семь уровней надо пройти, пока дойдешь до конечной станции.
Иногда во сне мне приходит некое воспоминание, в котором участвует взаправдашний кентавр, лес там еще какой-то и звуки, напоминающие выстрелы. Чует мое сердце, что эти воспоминания как-то связаны с провалом в памяти. Если рассуждать логически, отбросив мистику, то я нахожусь в психушке, а все остальное - глюки, навязчивый бред раненого мозга. Возможно оно и так! Только мне от этого не легче, ведь это - моя реальность, моя вещественная каждодневность.
Полуподвалы... Такое впечатление, что вся шпана жила именно в них. По какой-то странной архитектурной прихоти почти все кирпичные дома в Иркутске строились с полуподвалами, в сущности - теми же подвалами, окна которых наполовину торчали из земли. С точки зрения хранения в подвалах овощей это, наверное, правильно - лучше вентиляция, светло. С точки зрения краж - тоже удобно, забраться в кладовку легче. (В послевоенные годы картошку воровали с тем же азартом, что и золотые украшения. В Сибири картошка всегда была в цене).
После войны эти подвалы как-то незаметно заселили. Я бывал в гостях в этих квартирах. Было забавно следить, как за окном проходят разные ноги. Было трогательно смотреть на попытки жильцов как-то украсить сырые стены, влажный цементный пол. Было неприятно смотреть на землистые лица детей, выросших в этих полуподвалах...
Часть V
Вновь меня в дорогу Рок мой гонит.
Надоел и сам себе, и всем.
Унесут растерянные кони
Панцирь мой, мой меч, кинжал и шлем.
Без доспехов
Со стихом и скрипкой
В мир пойду под рубищем шута,
С навсегда приклеенной улыбкой
На обрывке старого холста
1
После того, как меня убили, я решил записать все происходящее. Я же не один такой на нашей планете. Многие фантасты не столько сочиняют из головы, сколько дотошно рассказывают то, что запомнили о своей загробной жизни. А моя - вообще была нестандартной. Сперва я повозникал, пытаясь и драться, и хулиганить, и покончить с собой. Ничего из этого набора в загробье не сработало, но, видимо, я все же кого-то достал, и меня вышвырнули в другие временные и пространственные измерения. После возвращения собрали совет: по словам главного инспектора главнойо инспекции представительный: ИЗО - Извращенческий Отдел, ОВД - Отдел Возвращенцев Досрочных, КВН - Комиссия Возвращения Невозвращенцев. И они вообще забросили меня в подобие ада, где я вынужден был записывать воспоминания о собственной жизни.
Не знаю, сколько провел там времени, не осознавал его течение, но как-то вдруг ощутил, что перехожу улицу, а на меня мчит БМВ. Я еще успел отметить, что трансмиссия у него разболтана, и что на светофоре зеленый свет для пешеходов. Потом меня ударило в бок, и очнулся я уже в Склифе.
Но очнулся не совсем, потому что (как рассказывал врач) на операционном столе у меня останавливалось сердце. На целых шесть минут.
Это для доктора - шесть. Для меня в это время прошло несколько месяцев. Правда, я на сей раз на представал перед загробными комиссиями, а осознал себя в роли простого советского интеллигента. Только что проснувшегося, спустившего ноги с кровати, щурясь полусонно, уставившегося в зеркало. "Чертовщина какая-то!" - мысленно удивился я и протер глаза. Но ЭТО не исчезло! Я еще трижды протер глаза, но все же не поверил им. "Галлюцинации, что ли начались?" - опять подумал я, но прикосновение ладонями к волосатым ребрам, а затем и выше развеяли всякие сомнения: за ночь у меня, тридцатилетнего мужика с волосатым телом выросли там, где им и положено быть... упругие девичьи груди!