Захвати с собой улыбку на дорогу
Шрифт:
Легким движении кисти премьер пригласил Человека зайти.
– Не успели обыскать, - сказал адъютант, белея, теряя всю свою почтительную наглость.
– Одну минуту...
Обыск? Во Дворце Республики? Это тоже была новинка.
Человек почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо,
– Не надо, - сказал премьер после паузы.
– Так пропустить.
И то же слабое движение кисти сбросило со счетов рослого адъютанта с его испугом, служебной ошибкой и, вероятно, серьезными неприятностями в недалеком будущем.
Изысканный строгий кабинет премьера, решенный в черносерых и лиловых тонах,
– Рад вас видеть. Не курите?
– Нет. Благодарю.
– Как вам работается?
– Нормально.
"Он принимает меня в полночь, чтобы спросить, как мне работается, подумал Человек.
– Трогательно. Как добрый король из старой сказки".
– Ваше письмо я читал. Но сделать ничего не мог. Есть нечто, что выше меня, - он папиросой, зажатой между тонкими пальцами, небрежно указал на потолок, - мой долг.
– Глаза его смотрели, но не видели, их заволакивала дымка равнодушия, усталости.
– Вы должны понять. Я не могу творить произвол, - он быстрым острым взглядом кольнул Человека, - пусть даже произвол милосердия.
И опять глаза стали равнодушными, пустыми.
"Так для этого он меня позвал? Чтобы оправдаться, извиниться? Очень странно". Человек терялся в догадках. Он чувствовал себя настороженно - как будто был один на один в клетке с опасным хищником.
– Как вам нравится мой кабинет? Мои картины?
– Я плохой знаток живописи.
– Напрасно. Искусство расширяет наше "я". Если хотитe, приближает нас к богу, к природе. Но только современный художник, вместо того чтобы копировать природу, пытается изобразить вселенную как мощный поток изменчивых явлений, ещё не успевший породить определенные, знакомые нам формы...
– Боюсь, что мне, как технику, приходится иметь дело как раз c определенными, законченными формами, - сказал Человек, чуть улыбнувшись. Но у каждого, конечно, свое видение мира. И свое право отстаивать его.
"Лекция о современном искусстве. В половине второго ночи. В кабинете Главы Правительства. Кто бы этому поверил?" Напряжение все росло.
– Как технику... как технику.
– Премьер опять сел за свой голый странный стол.
– Кстати, скажите, что такое лурдит?
Вопрос был задан вскользь, легко.
Вот он где, главный разговор. Вот она, опасность. "Берегись, предостерегал Человека внутренний голос, - будь осторожен! Думай над каждым словом". Он еще не понимал, в чем дело, но весь подобрался.
Лурдит - так называлось взрывчатое вещество, над созданием которого Человек работал последний год. Эта идея созрела в нем после того, как Зверь едва не погиб, пробиваясь сквозь горные породы. Человек решил: на случай непредвиденных осложнений Зверь обязательно должен нести с собой запас взрывчатки большой разрушительной силы. Работы с лурдитом находились еще в стадии эксперимента. В печати о них не было ни слова.
– Благодарю, - сказал Глава Государства, выслушав объяснение. Скажите, а где хранятся
– В глазах его уже не было скуки, равнодушия.
– А каков порядок выдачи?
О лурдите знали всего несколько человек. Доступ к лурдиту имели двое: сам Человек и Ученик.
Человек сказал:
– Доступ к лурдиту имел только я один.
Премьер облокотился о голый стол, который очень подошел бы для разделки туш. Или трупов.
– Вы уверены?
– Да.
– И никто другой? Прошу вас подумать.
– Премьер был изысканно вежлив.
– Я подожду.
Человек мельком вспомнил обо всех этих генералах у него за спиной, о десантниках, которые плодились и размножались в узких дольках зеркал.
Какой трудный поединок! Какой изнурительный...
"Выгораживай себя, - говорил внутренний голое.
– Спасай свою шкуру. Ты ведь действительно тут ни при чем. Ты ведь ничего не знаешь".
– Доступ имел я один.
– А допускаете ли вы, что могли иметь место случаи пропажи лурдита?
– О, - сказал Человек беззаботным голосом (может быть, чуточку слишком беззаботным), - у нас дважды была нехватка лурдита при перевешивании. Замок в этой комнате был несколько дней неисправен, так что возможно...
– Отчего не сообщили о краже, да еще повторной? Отчего храните взрывчатку такой силы в неопечатанном помещении?
– Я как-то не придавал значения... Не задумывался...
Повисло молчание. Премьер вертел в пальцах черную, гладкую, блестящую статуэтку, корчащуюся, как от боли, напряженно изогнутую, как под пыткой. Потом резким движением поставил ее на место.
– Завидую мужам науки, рассеянным, не замечающим презренной прозы. Он улыбнулся, укоризненно покачал головой, и Человек понял: пронесло. Если бы мы, политики, столь беззаботно и легкомысленно относились к идеям большой подрывной силы, то, возможно, Европа уже взлетела бы на воздух. И вы не имели бы удовольствия беседовать со мной в этом кабинете. По счастью, опасные идеи у нас на замке, и замок всегда исправен.
– Он дружески, почти интимно взял Человека за локоть и повел к картинам.
– Я хочу, чтобы вы еще взглянули на этот этюд Люсьена Фрейда, внука знаменитого психолога. Он соединяет, как мне кажется, наивный подход примитивиста с изощренным чувством фантастического и призрачного, характерным для сюрреалистов. А в то же время близок к немецкому экспрессионизму, к так называемой "новой вещественности" Дикса и молодого Гросса...
Прощаясь с Человеком на пороге кабинета, пожимая ему руку, премьер сказал подчеркнуто серьезно, весомо:
– Я не хотел бы вас терять. Вы мне нужны. Помните это.
– И назвал его официальным титулом: - Помните, Создатель Зверя. Но вокруг меня могут остаться только люди, которые думают и действуют синхронно со мной, без отклонений. Настанет время, когда я не смогу - даже если захочу - терпеть инакомыслие. Ни в чем! Не спасут заслуги, не спасет дарование.
– Он небрежным движением кисти показал на полотно, висевшее за его спиной, где было изображено подобие дерева с лазоревым стволом и огромными золотыми грушами.
– Больную ветку отсекают беспощадно, даже если на ней полно плодов. Ведь она может заразить все дерево...