Захвати с собой улыбку на дорогу
Шрифт:
Президент повернулся так резко, что застонали пружины кресла, обнимающего его дородное тело.
– Слушай! Давай говорить, как мужчина с мужчиной. И я бы тоже предпочел жить в более свободных и нормальных условиях, в лучше организованном обществе. Но мир не управляется нашими желаниями, он такой, какой он есть. Что ты мне прикажешь делать? Идти на баррикады? А где они? Клеить листовки, написанные от руки, которые прочтут три с половиной идиота? Я погибну зазря, только и всего. Где я принесу больше пользы? В науке. Где ты принесешь больше
– Лазар Карно, я знаю, - сказал Человек, откидываясь на подушки. Исчисление бесконечно малых... начало современного анализа...
– Вот видишь. А кто помнит, что этот самый Лазар Карно был членом Конвента, членом Директории, голосовал за казнь Людовика XVI и против тирании Наполеона? Что от этого изменилось? Просто Карно провел большую часть жизни в изгнании. Ей-богу, на это мог пойти и менее благородный человеческий материал.
– Изгнание - это страшно.
– Человек потер лоб.
– Это, может быть, даже страшнее смерти.
– Ты меня попрекаешь Чиппендейлом, другие - садом, бассейном с черными лебедями. Да, я люблю комфорт. А что, кому-нибудь будет легче, если я этим пожертвую? Мир станет хоть на грош лучше? Наступит народовластие, золотой век Перикла, общее довольство? Если это так, я своими руками передушу лебедей.
Человек невесело усмехнулся.
– Пусть пока живут.
– Чем создается реальный прогресс общества, поступательное его движение? Только увеличением суммы знаний, накоплением сведений о вселенной, - уверенно сказал президент.
– Молчать, делать свое дело и не думать о бесполезном - вот долг ученого. И да здравствует твой Зверь, твой великолепный механизм, который ты подарил миру... городу и миру, как говорили римляне.
За мокрыми оконными стеклами жил вечерний город, вспыхивало и гасло пятно какой-то рекламы, отсветы невидимых огней ложились смутными стертыми дорожками на покатые бока крыш. Наверное, внизу ползли, как обычно, зонтики, но, когда лежишь, их не видно. Их можно увидеть только, если стоишь у окна.
Человек вздохнул.
– Механизмы становятся все совершеннее, это так. А вот механизм общественных отношений...
– Не мы в этом виноваты, - президент пожал плечами, - виноваты политики. Не с нас спрос.
– Но чтобы чувствовать себя человеком, - начал Человек, - человеком в полном смысле слова...
– Если уж ты, молчун, стал употреблять громкие слова, - рассердился президент, - значит, молоко века воистину прокисло. Как сказал один старый хороший поэт, главное - это понять необходимость и простить оной в душе своей. Гранитную стену лбом не прошибешь!
Человек кусал ногти правой руки - прежде у него не было этой дурной привычки.
– А смертный приговор? Если тебе придется...
– Ну, уж так и придется.
– А если?
Лицо президента стало хитровато-простодушным, непроницаемым.
–
Говорить на эту тему больше не хотелось.
– Как твоя дочь?
– спросил Человек.
– Кончает Университет?
Да, дочь его кончает. Хорошенькая очень. Жаль, слишком серьезно относится к жизни. И к богу. Не надо было, наверное, отдавать ее в закрытый католический пансион. Ничего, замужество все поправит.
– Похоже, она будет работать у тебя в лаборатории, старик. Университет ее рекомендует.
– Возможно, - сказал Человек.
– Я беру группу выпускников химического факультета. Дело в том, что кожный покров Зверя...
Неожиданно погас свет. В комнате стало темно. Яркая реклама, которая мигала и дергалась за окном, тоже погасла.
Президент подошел к окну.
– Да это, кажется, весь квартал...
– Весь город, - сказал Ученик за его спиной. Он принес подсвечник с зажженными свечами.
– Электростанция на один час отключила энергию. Поддерживает требования порта.
– Надо позвонить домой, - забеспокоился президент, который был внимательным мужем и нежным отцом.
– Телефонная на час прекратила работу. Радио тоже.
Наступило молчание.
Лицо Человека, освещенное снизу неровным, колеблющимся светом свечей, скуластое, неподвижное, угловато окаймленное темным бордюром бородки, сейчас и в самом деле напоминало трагическую маску.
– Ты думаешь, он воспользуется...
– спросил президент и не докончил.
– Да. Боюсь, что да.
6. РУСАЛКА
Первый министр объявил чрезвычайное положение и восстановил забытый закон 1873 года, запрещающий бастовать.
Он ввел в город десантные части, состоящие из наемников, и заменил на улицах полицейских десантниками. Корабли военного флота встали на рейде, нацелив на порт и город круглые, окающие рты орудий. Профсоюз портовых рабочих уступил, и докеры, мрачные, злые, изголодавшиеся, вышли на работу. Администрация порта обещала, что не будет разыскивать и преследовать зачинщиков.
Вы говорите: "Какая же это сказка? Это сплошная политика. И все так мрачно, трагично. Тяжело читать". Что поделаешь, современная сказка, сказка двадцатого века читается нелегко. И часто это сказка трагическая...
Человек продолжал экспериментальные работы, но у него началась полоса неудач. Добиться большей глубины погружения Зверя не удавалось. Кожа Зверя лопалась, не выдерживала нагрузки, из трещин сочилась горячая ярко-зеленая кровь, тут же выцветая, застывая длинными ржаво-рыжими потеками. Зверь должен был очень страдать от этих незаживающих кровоточащих трещин, но на все вопросы он отвечал своим ровным металлическим голосом: