Заир
Шрифт:
Когда прежде я встречал в биографиях писателей слова "Книга пишется сама, писатель лишь заносит ее на бумагу", мне казалось, что они приукрашивают свое ремесло. Сейчас я знаю, что это - чистейшая правда: никто не знает, почему течение вынесло его к этому острову, а не к тому, на который он стремился попасть. Начинаешь, как одержимый, править и вычеркивать, а когда не в силах больше читать по сто раз одно и то же, отправляешь рукопись издателю - пусть еще раз отредактирует и выпустит в свет.
И - к моему несказанному и непреходящему удивлению - другие люди, которые тоже искали этот остров, находят его
И с этой минуты я уже не тот затерянный в бурном море человек: благодаря моим читателям я встречаюсь с самим собой, ибо понимаю написанное мною, лишь когда это поняли другие - никак не раньше. В те редкие мгновения, подобные тому, которое вот-вот наступит, я могу поглядеть кому-то из этих "других" в глаза и понять, что моя душа не одинока в этом мире.
***
В назначенный час я начал подписывать свои книги, лишь на мгновенье встречаясь глазами с теми, кто протягивал мне свой экземпляр, но испытывая уважительную радость сообщника и единомышленника. Рукопожатия, письма, отзывы. Спустя полтора часа прошу дать мне десять минут передышки, и никто не выказывает недовольства, а мой издатель (по уже устоявшейся традиции) угощает шампанским всех, кто стоит в очереди за автографом. (Я пытался было распространить эту традицию и на другие страны, однако слышал в ответ, что французское шампанское очень дорого, так что приходилось ограничиваться стаканом минеральной воды, что, впрочем, тоже - знак внимания к ожидающим.)
Возвращаюсь за стол. Проходит два часа, но вопреки тому, что могли бы подумать наблюдающие за этой церемонией, я нисколько не устал, полон энергии и готов продолжать работу хоть всю ночь напролет. Но доступ в магазин прекращен, двери заперты, а внутри остается человек сорок, вот их уже тридцать... двадцать... одиннадцать... пять... четыре... три... два...
– и наконец я встречаюсь глазами с последним.
– Я хотел дождаться конца. Мне надо вам кое-что передать.
Не знаю, что ответить. Издатели и книготорговцы ведут оживленный разговор, вскоре мы пойдем ужинать, пить после такой эмоциональной встряски, рассказывать о всяких забавных происшествиях, случившихся во время раздачи автографов.
Я никогда не видел этого человека, но знаю, кто это. Взяв у него экземпляр, пишу: "Михаилу - на добрую память".
Все это - молча. Боюсь спугнуть его - неосторожное слово, фраза, движение, и он скроется, исчезнет навсегда.
В долю секунды успеваю сообразить, что он - и только он - спасет меня от этого благословенного или проклятого наваждения, ибо этот человек - единственный, кто знает, где обретается ныне Заир, и я смогу наконец задать вопросы, которыми столько времени терзал себя.
– Хочу, чтобы вы знали: с нею все обстоит благополучно. И весьма вероятно, она прочла вашу книгу.
Мои спутники приближаются. Поздравляют меня, обнимают, говорят, что все прошло необыкновенно удачно. Теперь мы поужинаем, выпьем, отпразднуем успех, обменяемся впечатлениями.
– Я хочу пригласить вот этого читателя, - говорю я.
– Он был в очереди последним, он будет представлять всех тех, кто был с нами здесь сегодня вечером.
– Не могу, - произносит он.
– У меня встреча, которую нельзя отменить или перенести.
– И, повернувшись ко мне, добавляет немного испуганно:
– Я всего лишь должен был передать вам кое-что.
– А что именно?
– спрашивает кто-то из книготорговцев.
– Наш автор никогда никого не приглашает!
– говорит мой издатель.
– Воспользуйтесь приглашением! Едем ужинать!
– Благодарю, но по четвергам я занят. У меня встреча.
– В котором часу?
– Через два часа.
– И где она должна состояться?
– В одном армянском ресторане.
Мой водитель - армянин по национальности - уточняет, в каком именно, и сообщает, что это всего лишь в пятнадцати минутах езды от нашего ресторана. Все стремятся сделать мне приятное, полагая, что, если я приглашаю кого-то, он должен быть польщен и растроган, а все прочие дела отложить.
– Как вас зовут?
– спрашивает Мари.
– Михаил.
– Михаил, - говорит она, и я вижу, что она все поняла.
– Поедемте с нами хотя бы на часок: ресторан, в который мы собираемся, совсем рядом. Потом шофер отвезет вас, куда захотите. А можно поступить иначе - отменим наш заказ и все вместе поужинаем в армянском ресторане: тогда вам не надо будет торопиться.
Я не свожу глаз с этого человека. Он не особенно красив, но и вовсе не безобразен. Не высок, но и не приземист. Одет во все черное, просто и элегантно - а под элегантностью я понимаю полное отсутствие "лейблов".
Мари подхватывает Михаила под руку и ведет к выходу. В магазине еще осталась целая пачка книг для тех, кто не смог прийти, но я обещаю подписать эти экземпляры завтра. Ноги у меня дрожат, сердце бухает в груди, а нужно делать вид, что все обстоит прекрасно, что я всем доволен, что с интересом выслушиваю те или иные замечания. Мы пересекаем Елисейские поля, за Триумфальной аркой садится солнце, и я, сам не умея объяснить почему, понимаю - это знак, причем добрый знак.
Почему же мне так нужно поговорить с ним? Мои спутники - сотрудники издательства - о чем-то спрашивают меня, я отвечаю машинально, никто не замечает, что я - далеко отсюда и в толк никак не возьму, почему я окажусь за одним столом с человеком, которого должен бы ненави - деть. Потому что хочу знать, где находится Эстер? Потому что хочу отомстить этому юноше - такому растерянному, такому неуверенному в себе и однако же сумевшему разлучить меня с любимой женщиной? Потому что хочу доказать себе самому, что я лучше, гораздо лучше, чем он? Потому что хочу очаровать его, подчинить своей воле, чтобы он убедил Эстер вернуться?
У меня нет ответа ни на один из этих вопросов, да и все это вообще не имеет ни малейшего значения. До сих пор я произнес единственную фразу: "... хочу, чтобы он поужинал с нами..." Сколько раз я воображал себе нашу встречу - представлял, как хватаю его за горло, бью кулаком, унижаю на глазах у Эстер: пусть видит, что я не только страдаю, но и сражаюсь за нее. Много чего я представлял себе - и мордобой, и притворное безразличие, - однако ни разу не пришли мне в голову слова: "... хочу, чтобы он поужинал с нами..."