Закаспий
Шрифт:
XV
На склонах гор и в ущельях все также горела в ямах арча. Наемные батраки-персы рубили деревья, сжигали их и везли уголь на станцию. Все также близ лесных массивов, на землях Теке-хана и гапланцев, несмотря на определение кяризного суда «прекратить работы на обоих кяризах», копались новые галереи. Первым нарушил судебное постановление сам Теке-хан, которому казалось, что арчин Мамедяр нечестно выиграл дело в суде. Мамедяру же и его людям показалось, что это их напугал Хазар-хан - если бы не он, они бы никогда не согласились сворачивать работы на своем кяризе. Страсти постепенно раскалялись. И вот удобный случай. Едва сменился в Асхабаде командующий, Мамедяр тотчас отправился к генерал-лейтенанту Лешу, высказал свои жалобы, сдобрив их богатыми подарками. Леш вызвал Юнкевича, распорядился
Прошло еще несколько дней, и вот в аул Гаплан приехал со своими нукерами пристав Султанов, привез техника по ирригации Кондратьева и плотников. Следом прикатила арба с лесом. Гапланцы сбежались к своему кяризу. Пристав оттеснил их в сторону, сказал повелительным тоном:
– Арчин Мамедяр и вы, уважаемые бедняки! Командующий Закаспийским краем генерал-майор Калмаков приказал мне восстановить на вашей земле справедливость, определенную мировыми судьями три года назад. Надеюсь, Мамедяр, память у тебя за это время не ослабла, и ты помнишь, что при генерале Шостаке в твоем кяризе было всего шестьдесят литров, а у Теке-хана - восемьдесят. Теперь же - все перевернулось вверх ногами, поэтому все надо поставить на неги. Сейчас этот господин, техник Кондратьев, и рабочие установят два деревянных водослива. По одному вода пойдет на поля гапланцев, по другому часть воды отдадим Теке-хану. Советую тебе, Мамедяр, быть благоразумным и не мешать справедливому делу.
– Ладно, Султан-бек, слишком много ты говоришь.
– Мамедяр пальцы сжал в кулаки.
– Делай свое черное дело, раз приехал.
Плотники тут же сгрузили доски, установили временный верстак, взялись за пилы и рубанки. Работа закипела. Гапланцы постояли, наблюдая за ними, затем, отошли и сели в сторонке.
Кондратьев хлопотал над чертежами, давая плотникам точные расчеты, чтобы, не приведи бог, ошибиться. Надо соорудить водораздел так, чтобы вода шла по двум желобам точно в том количестве, какое было определено когда-то кяризным судом. Тут бы и грамотный человек поломал голову, чтобы сделать правильный расчет, а Кондратьев в математике смыслил слабо. Почесывая затылок, никак не мог сообразить - как разделить поровну воду на два кяриза, если в одном двадцать литров, в другом сто тридцать с половиной, а надо по шестьдесят семь с половиной, как это определено судом? Долго соображал ирриггтор и наконец дал расчеты. Гапланцы же оказались куда смышленнее техника из земства. Как только плотники начали сбивать желоба, Мамедяр подошел к ним:
– Почему делаете одинаковые водосливы? Нет, так не пойдет!
– Все правильно, - возразил Кондратьев и оттолкнул Мамедяра.
– Будешь ты еще меня учить! Можно подумать, у меня своих умных голов не хватает!
Султанов тоже подскочил к арчину, замахнулся камчой:
– Эй, дурак!
– крикнул он со злобой.
– Если сейчас же не уйдешь и не уведешь своих людей от кяриза, я арестую тебя и отправлю в тюрьму, как самого злостного саботажника!
– Ладно, пусть будет по-твоему.
– Мамедяр, с трудом сдерживая себя, отошел и увел
Плотники продолжали работу до позднего вечера, но водосливы пока еще не были готовы. «Пора бы и отдохнуть, - сказали они Кондратьеву.
– Мы ведь не десятижильные...»
Техник с рабочими, опасаясь оставаться в ауле после ссоры с Мамедяром, отправились в аул Теке-хяна, - там и заночевали. Пристав, настороженный грубым поведением гапланцев, выставил на место постройки водосливов Двух нукеров, и тоже уехал в Бахар.
На кяризе наступила тишина, но не надолго. В ауле Мамедяра в эту ночь никто не спал. Каждый понимал, что с ним случится, если власти вдвое урежут воду! Да и вообще - где справедливость? Как можно делить воду с Теке-ханом поровну, если в его ауле имеют на нее право всего двадцать четыре человека, а в ауле Гаплан - сто двадцать! Под утро сошлись наиболее решительные дехкане, подкрались к сторожившим кяриз нукерам, обезоружили их, связали, и деревянные желоба сломали и искрошили лопатами в щепки. Зная наперед, что не обойдется без дальнейшего скандала, все вооружились в ожидании Султан-бека. И он приехал, вновь с нукерами, едва поднялось над пустыней солнце. Одновременно прибыла толпа из аула Теке-хана, пристроилась к нукерам пристава. Среди людей текинского хана был Бяшим-пальван, поскольку жил он в его ауле, выполняя все требования Теке-хана и, как говорится, зерно на лепешку получал у него.
– Вах-хов! Что же это тут наделали?!
– воскликнул он с присущей ему наивностью, увидев разбитые желоба и вырытые новые арыки.
– Поистине правда высказывается языком самого бескорыстного!
– подхватил слова Бяшима стоявший впереди толпы Теке-хан.
– Наш пальван, всему миру известно, водит дружбу с арчином Мамедяром, но и он до глубины души возмущен его необдуманным поступком.
– Харам-зада!
– злобно проворчал Поллад.
– Если уж Бяшим обвиняет своего верного приятеля, то что остается делать нам!
– Люди, вы слышали, что говорят ваши добрые соседи?!
– прокричал, обращаясь к гапланцам, Султанов.
– Давайте не будем заводить распрю! Я приказываю вам, как пристав, как представитель власти, бросить оружие и выдать мне Мамедяра и всех других зачинщиков бунта. Вы знаете, кто сломал водосливы!
– Ишачий хвост тебе в глотку!
– выкрикнул кто-то из толпы.
– Проглоти его и подавись.
По толпе прокатился сдержанный смех. И едва наступила тишина, послышался голос Мамедяра:
– Я сам отдамся в твои руки, Султан-бек, но сначала ты верни мне и моим людям все те деньги и добро, которое мы истратили на рытье кяриза. Садись, давай подсчитаем, сколько на кирпичи ушло, сколько на лес и цемент, сколько на содержание рабочих-кяризников и инженера, сколько на подарки господам генералам Шостаку, Лешу и Калмакову. Когда ты вернешь все, что мы истратили, тогда и отдадим воду, а я сам заложу руки за спину и отправлюсь в тюрьму!
– Мамедяр замолчал, поискал глазами кого-то в толпе сторонников Теке-хана и, найдя, разразился угрозой.
– А тебе, Бяшим, злые духи в аду будут кланяться, когда на тот свет отправишься. Они очень любят тех, кто предает своих друзей, и особенно бедняков!
– Хов, Мамедяр, да ты что!
– испуганно прокричал Бяшим.
– Какой я предатель? Я всегда за тебя был, Мамедяр, и сейчас моя душа и мысли с тобой. Я не знал, что это ты со своими разломал корыта у кяриза. Если бы знал - сам бы на помощь пришел!
– Дурак безмозглый! Заткните ему глотку!
– приказал Теке-хан.
Поллад, казалось, только и ждал этих слов. Он схватил за шиворог Бяшима и потащил его к Теке-хану, да, видно, не на того напал. Пальван отшвырнул его плечом, затем ударил наотмашь по шее, Поллад зарылся в грязь носом. Понимая, что сейчас на него накинутся другие нукеры, Бяшим отбежал в сторону. Теке-хан властно приказал:
– Пальван, если ты считаешь себя человеком из рода Теке-хана, то иди и помоги Султан-беку арестовать этого ублюдка - гапланского арчина.
– Хан-ага, этого я сделать не могу, - Бяшим развел руками и, не зная куда их деть, спрятал за спину.
Толпа бедняков разразилась смехом, и тут терпению Султанова наступил конец. Выхватив револьвер, он выстрелил над головой.
– Вы, ушибленные богом ублюдки!
– рычал он сквозь зубы.
– Или вы немедленно выдадите своего арчина и всех виновных, или я сожгу ваши вонючие кибитки.