Закаспий
Шрифт:
Все сразу загомонили, упрашивая ее, и захлопали в ладоши.
– Что именно?
– спросила она, глядя в сторону, где сидел командующий с офицерами, действительным статским советником.
– Господин генерал просит что-нибудь цыганское!- ответил Дуплицкий.
Лариса Евгеньевна отодвинулась от стола, улыбнулась кротко сидящим, и, пробежав пальцами по струнам, запела:
Гори, гори, моя звезда - звезда любви приветная...Голос ее слегка дрожал от волнения, но от этого казался еще прелестнее. Лариса была очень красива - с этим считались даже женщины, но сейчас она, одухотворенная пением, перевоплощаясь в самое страдание, вызывала еще большее восхищение. Не успела она закончить первый романс, как ее тотчас попросили спеть еще, и Архангельская завела свою любимую - «Гнедых». Вновь ей аплодировали... И освоившись совсем, почувствовав себя ничуть не ниже этих господ, она свободно заговорила с мадам Юнкевич и графиней Доррер.
– Нелли Эдуардовна, - обратилась она запросто.
– Пойдемте на Фирюзинку - руки ополоснем после шашлыка.
– Да, пожалуй, - согласилась та, идя сбоку и расточая похвалы Архангельской.
Вскоре к ним подбежал генеральский адъютант.
– Послушайте, капитан, - кокетливо вступила с ним в игривый разговор Нелли Эдуардовна.
– Почему вы не покрасите свои сивые брови в черный цвет? Мне больше нравятся чернобровые.
Женщины рассмеялись. Адъютант, дурачась, взял Архангельскую под руку и тут почти рядом послышался шутливо-угрожающий голос Леша:
– Адъютант, смотри у меня!
– Виноват, ваше превосходительство!
– Капитан отошел от Ларисы Евгеньевны и заспешил к столу.
– Ну, миленькая, вам прямо-таки везет, - позавидовала мадам Юнкевич.
– Даже сам генерал-лейтенант, этот сухарь, преданный слуга собственной супруги, к вам неравнодушен. Надо же!
Леш прошел мимо женщин и скрылся в своем домике. Архангельская и Юнкевич вернулись к столам. Тут уже был полный послеобеденный беспорядок. Многие встали со своих мест и курили в холодке под деревьями, другие играли в павильоне в бильярд. Некоторые ушли прогуляться по Фирюзе. Лариса Евгеньевна, взяв со стула гитару, отнесла ее и положила в автомобиль.
– Миленькая, что же это вы?!
– подходя, вдруг упрекнула ее графиня Доррер.
– Идите, поухаживайте за генералом.
- С какой стати, ваше сиятельство!
– Архангельская вздрогнула и покраснела от унижения и мгновенно вспыхнувшего негодования.
– Миленькая, он ждет вас! Он послал меня за вами... У него оторвалась пуговичка и надо ее пришить.
– Вот вы и пришили бы.
– Лариса Евгеньевна гордо вскинула голову и окатила графиню презрительным взглядом.
– Боже, какое хамство. Вы только посмотрите на эту девицу. Я приказываю вам, ступайте к генералу. Вы же его секретарша, так займитесь благотворительством!
– В чем дело, что за шум?
– подскочила Нелли Эдуардовна.
– Вы так вздорите, что господа обратили внимание.
– Представьте себе, эта куколка - протеже какого-то жандарма Султанова, которую я обогрела и устроила на тепленькое место, не желает пойти к генералу и пришить ему пуговицу.
– Доррер неприятно захихикала.
– Неужели Леш хуже какого-то заштатного пристава.
– В самом деле, Лариса Евгеньевна, - умоляюще улыбнулась Нелли Эдуардовна.
– Я бы на вашем месте не стала и задумываться... Все-таки, Леш - это... сами понимаете...
– Ну и ступайте к нему!
– Оскорбленная и униженная, Архангельская повернулась и пошла к воротам...
XIII
Из Фирюзы она уехала по узкоколейке, в небольшом пассажирском вагончике. В нем было почти пусто, ибо солнце только-только забиралось в зенит, и назад, в Асхабад, никто пока не спешил.
В Безмеине она прождала целый час пассажирскую карету. Наконец подошел открытый дилижанс: лошадей выпрягли, напоили, дали сена. Объявили посадку. Лариса Евгеньевна заняла место впереди, и до самого Асхабада, беспрестанно думая о жутком нынешнем дне, устало смотрела на Копетдагские горы и зеленые холмы, еще не опаленные солнцем. Вернувшись домой и не застав отца - он ушел в госпиталь на ночное дежурство, - она упала на кровать и, плача, уткнулась в подушку. Пролежала, наверное, час или больше, и очнулась от стука в оконное стекло. Стучались в передней, окна которой выходили во двор. Выйдя, Лариса Евгеньевна приоткрыла дверь и увидела Лесовского.
– Боже ной, Николай Иваныч!
– радостно воскликнула она.
– Боже мой... Входите. Я только что вернулась из Фирюзы.
– Добрый вечер, Лариса Евгеньевна.
– Он взял ее за руку, осторожно и пытливо заглядывая в глаза, и она, не справившись с чувством теснящейся в ней обиды и нахлынувшей радостью, заплакала, судорожно покусывая губы.
– Что с тобой?
– тревожно спросил он, бережно обнимая ее, приткнувшуюся мокрым лицом к его плечу.
– Ну, успокойся, успокойся.
– Нет, нет, я ничего... Это я так... Просто мне стало совсем хорошо оттого, что вдруг появился ты. После того вечера, когда я пела в городском саду, я все время жалела, что ты ушел.
– Была на то причина, - усмехнулся он, взяв со стола спички.
– Может быть, зажжем лампу, уже темно.
– Да. конечно... О какой причине ты говоришь?
– Ты же была с кавалером... с офицером! Щеголь такой с черными усами.
– Ты не думай ничего плохого. Кранк - врач-гинеколог. Он порядочный человек... Во всяком случае, со мной он не позволяет ничего лишнего.
– Он бывает у тебя?
– Что ты!
– возразила она и растерянно замолчала, не в силах сказать, что Кранк все-таки был у нее- делал ей операцию, а потом два или три раза заходил, справляясь о здоровье. Но это были посещения врача, а не кавалера.
– В общем-то он ухаживает за мной, и, кажется, неравнодушен ко мне, но ты можешь быть спокоен.
– Лариса опять посмотрела ему в глаза.
– Зачем ты оправдываешься передо мной?
– сказал он как можно спокойнее.
– Разве в этом Кранке дело... Позволь я сяду?
– Ну, конечно, садись. Сейчас я заварю чай. У меня есть пачка зеленого.
Лариса Евгеньевна зажгла примус, поставила на него эмалированный чайник и принялась накрывать на стол. Лесовский молча наблюдал за ней, стараясь увидеть изъяны в ее внешности, в движениях, в осанке, чтобы с сожалением сказать себе: «Не та уже Лариса - куда девалась ее девичья прелесть после встреч с жандармом!», но ничего подобного не находил - наоборот, она казалась ему еще краше, еще изящнее.
– А этот негодяй... пристав - он не приезжает к тебе?
– Голос Лесовского задрожал, и Лариса Евгеньевна поняла: «Вот то главное, что всю жизнь будет стоять между нами».
– Не надо. Ради бога, не надо...
– Лариса Евгеньевна безвольно опустилась на диван.
Лесовский сел рядом.
– Хорошо, давай о другом. Я буду говорить о том, как этот негодяй Султанов и еще десятка два таких, как он, - пристава, офицерские чины, жандармы, сам Иванов - ротмистр, заведующий розыскным пунктом, ехали в Красноводск в одном вагоне со мной, чтобы пересесть на пароход, и добравшись до Челекена, расправиться с забастовщиками... Они арестовали и посадили в трюм самых активных, избили их до полусмерти, а толпе бросили «подачку». Вот вам десять процентов надбавки к заработку, и заткните свои глотки.. Между прочим, Султанову этого наши товарищи не простят.