Закаспий
Шрифт:
Ровно в десять генерал-майор Калмаков, тяжело переставляя ноги, словно на ходулях, вышел с папкой из кабинета и направился в заседательный зал. Невысокий рост генерала, седенькая стандартная бородка, характерная для большинства русских генералов, страдальческое от болезни выражение на лице вызывали у собравшихся настороженность и плохо скрытое недовольство.
– Господа, не стану ублажать вас фронтовыми сводками, вы и без меня о них прекрасно осведомлены. Одно могу сказать, - не для печати, разумеется... Господин Чайкин, это вас касается.
– Калмаков кивнул склонившемуся над блокнотом корреспонденту газеты «Асхабад» и вновь обратился к собравшимся: - Могу сказать, что коли дело дошло до призыва туземцев на тыловые работы, - конца войны, следовательно, не предвидится. Итак, господа,
– Генерал посмотрел на Дуплицкого, сидящего слева, за приставным столом.
– А я пока высвечу самые главные пункты, на которые следует обратить особое внимание. Прежде всего, необходимо учесть, что указ следует исполнить с наименьшей затратой времени, в кратчайший срок, а по сему во всем должна быть четкая согласованность между уездным начальством и арчинами аулов. Призыву на тыловые работы в ближайшую очередь подлежат инородцы от девятнадцати до тридцати одного года... Рекомендуется с подлежащими к мобилизации провести соответствующую разъяснительную работу - известить и растолковать, что инородцы, доныне не несущие тягостей настоящей войны, теперь государем-императором призываются на остальное время войны на тыловые работы за плату и с продовольствием от казны... Все, так сказать, для них условия.
– Да уж куда еще лучше!
– поддержал начальника области граф Доррер.
– Солдат на войне, как мух, бьют, а эти за их спинами будут в обозах службу нести. Поистине, милостив наш государь-император!
– Деликатность его величества неподражаема!
– У царя на всех добра хватает, - послышались угодливые реплики господ заседающих.
– Если бы еще добро добром оплачивалось!
– скептически усмехнулся Калмаков.
– Нынче, пользуясь военной обстановкой и отсутствием надлежащих сил в крае, на Хиву опять иомуды напали. Генерал-губернатор края Мартсон мечется - не знает, как справиться с разбойником Джунаидом. С самого февраля сей главарь властвует в Хиве, объявил себя хивинским ханом, казнил нескольких сановников хана Исфендиара, открыл пальбу по русскому отряду, порвал провода телеграфные между Ургенчем и Петро-Александровском... Правда, на сегодняшний день отряд генерала Галкина отогнал Джунаида от Хивы, но надолго ли? Не исключено, господа, что мобилизация иноземцев на тыловые работы вновь приведет к активности силы главаря иомудов. От всех нас требуется недюжинная способность в обращении с иноземным населением, согласованность с ханами, баями, духовенством.
– Да уж договоримся, ваше превосходительство!- вновь вставил словцо кто-то.
– Если судить по нынешнему положению в уездах, то трудности будут еще значительнее, - не согласился Калмаков.
– Я не успел еще толком осмотреться в Асхабаде, а меня уже засыпали сведениями о происшествиях. К слову сказать, большинство из них связано с волнением иомудов. Не будь столь наглым этот Джунаид, разве бы посмел некий житель Джебела, Берды Гельды, отказаться от работы по пескоукреплению на железной дороге? Или кровавая распря близ кяриза Теке-хана!
– Калмаков бросил взгляд на Доррера.
– Граф, не поступили ли какие-либо дополнительные сведения об убийстве пристава Султанова?
– Пока нет-с, ваше превосходительство... Но у меня есть свои соображения по этому делу. Сегодня мной приглашен на беседу господин, некоторым образом связанный с этими событиями.
Теке-хан, важно сидевший в углу кабинета, в кресле, услышав о гапланцах, мгновенно оживился:
– Господин генерал, Султан-бека зарезали люди Мамедяра. Не надо было отпускать Мамедяра. Тюрьма для него - самое удобное место.
– Не все так просто, хан.
– Доррер с сожалением улыбнулся.
– Вся беда в том, что у твоего соседа Мамедяра есть свои заступники.
– Граф Доррер вновь повернулся к начальнику области, - Я не думаю, ваше превосходительство, чтобы дело, связанное с убийством Султанова, хоть как-то касалось волнений в Хивинском ханстве.
– Дай бог, - разуверился в своих предположениях Калмаков.
– Но как бы то ни было, господа, ваши прямые обязанности - проявлять самые решительные действия. Ведь до чего
Из-за стола поднялся недавно вернувшийся с фронта по ранению офицер, - после смерти Султанова он занял его должность.
– Господин Блинов, - наставительно заговорил Калмаков.
– Вы - человек сугубо военный, и, вероятно, не имеете того опыта, каким обладал подполковник Султанов, но это не значит, что вы должны слепо выполнять требования рабочей черни. Пожестче надо с ней, пожестче...
Заседание продолжалось. Говорили об одном, перекидывались на другое - выясняли, не соглашались, спорили, ища истину. Только к четырем часам дня обалдевшая от словопрений, крупная и мелкая администрация Закаспийского края вывалилась из канцелярии на Скобелевскую площадь и заспешила к своим каретам. Зашевелились кучера, защелкали кнутами, заскрежетали стальные обода колес о брусчатку. В несколько минут площадь очистилась, и дворники с ведрами, метлами бросились к местам, где только что стояли повозки, поскорее убрать навоз. Доррер подождал Дуплицкого и отправился с ним обедать в «Гранд-Отель». Ровно через час он появился в полицейском управлении и вызвал на беседу приглашенного повесткой инженера Лесовского, - он уже дожидался в коридоре и тотчас вошел в кабинет.
– Добрый день, ваше сиятельство. Признаться, не ожидал, что встречусь по вызову с вами.
– Лесовский был одет по-летнему: в чесучовых брюках, в белой рубашке-апаш, с широким открытым воротом, в легких сандалиях, и ему, слова ради, а может быть, и в самом деле, позавидовал граф.
– Вы, вероятно, прекрасно себя чувствуете, господин инженер, в вашем легком одеянии, - сказал он, улыбнувшись.
– А нам, служащим канцелярии, генерал Калмаков не позволяет такой раскованности. Он считает, что с упрощением внешности - теряется и дисциплина.
– Свобода в одежде ведет к свободе мыслей!
– подметил Лесовский, все еще стоя перед графом.
– Да вы садитесь, Николай Иваныч. Будьте свободны... И пусть будут мысли ваши свободны, если удается таковыми их содержать. Кстати сказать, мы с вами уже некоторым образом знакомы. Я встречал вас у господина управляющего земством.
– Я тоже не забыл вас, ваше сиятельство.
– Лесовский, расположившись в кресле, легонько поклонился графу.
– Путаное дело завязалось с этими двумя кяризами, - пожаловался Доррер.
– Тянулась, тянулась тяжба - год, два, три, четыре и вот завершилась неслыханным скандалом. Да боюсь, что и не завершилась еще, хотя и получено постановление военного министра России на этот счет. Формально процесс выиграл Теке-хан, но что будет завтра, послезавтра с его кяризом, одному аллаху ведомо. Налетели на Теке-хана общинники, водосливы разорили, самого чуть было головой в яму не сунули.
– Я слышал другое, - усомнился Лесовский.
– Говорят, пристав Султанов применил огнестрельное оружие, ранил нескольких дехкан.
– Не секрет, надеюсь, от кого слышали?
– Доррер острыми серыми глазками впился в Лесовского.
– Да чего ж тут секретного, - доверчиво принялся выкладывать инженер.
– Приезжал ко мне один туркмен из аула Теке-хана - избитый весь, синяк на синяке. Да вы его должны помнить - он и тогда, когда мы виделись с вами у Юнкевича, со мной был. Бяшимом зовут.
– Да-да, что-то такое припоминаю, - вспомнил Доррер.
– Он вам пожаловался, ну, а что же вы? Вы помогли ему?
– Да ну, какая от меня помощь! Разве что сочувствие высказал.
– Ой ли, господин инженер.
– Доррер заулыбался н дернул за шнурок под столом. Где-то в коридоре, за дверью, раздался звонок колокольчика, и тотчас вошел жандарм в чине капитана.
– Здравствуйте, барон Фиркс. Будьте любезны, покажите нам дело Султанова.
– Сию минуту.
– Ротмистр загремел ключами, извлек из сейфа папку и положил на стол перед графом. Тот распахнул корки, покопался в бумагах и положил перед Лесовским окровавленную и проткнутую, судя по всему ножом, записку.