Закаспий
Шрифт:
IX
О поражении Колесова под Бухарой обыватели придумывали самые невероятные истории. Самого де зачинщика эмир повесил, а отряд его изрубил на куски- теперь эмирские сарбазы двинулись на Ташкент, чтобы соединиться с кокандскими мусульманами и с атаманом Дутовым. Сидеть, мол, ожидаючи, нечего - надо асхабадцам тоже вооружаться да приступать к погрому Советов по всей железной дороге.
Суть же колесовского похода и поражения выглядела иначе. Собрав в Кагане красногвардейские роты в отряд, Колесов двинул их эшелоном под Бухару. На подходе к городу гвардия высадилась и открыла пальбу из орудий по столице эмира. Ураганный огонь кушкинской артиллерии заставил эмира выкинуть белый флаг. Вскоре в штаб-вагон к Колесову и Полторацкому приехал, в сопровождении сарбазов, эмирский кушбеги. «Его высочество согласен выслушать условия перемирия и приглашает вас на переговоры во дворец», - известил он. Колесов отправил парламентеров. Те вручили эмиру ультиматум с требованием передачи власти партии джадидов - его высочество разгневался и велел обезглавить делегацию красных. Тотчас всех парламентеров зарезали. В то же время, выиграв во время переговоров несколько часов, эмир успел подтянуть к городу войска, стоявшие в военных лагерях, и объявил наступление. Тысячи сарбазов, ринувших из-за стен на равнину, стали теснить колесовские боевые порядки. Началось отступление. Отходя, Колесов успел эвакуировать каганский банк и самих джадидов - зачинщиков войны, против эмира. Вскоре эмирская конница настигла колесовский эшелон и преследовала его, осыпая градом пуль, чуть ли не до Самарканда. На всем пути были свалены телеграфные столбы и порваны провода, коверкалась железная дорога, которую тут же ремонтировали красногвардейцы. Эмир потребовал, чтобы ему выдали золото каганского банка и всех джадидов которых он собирался повесить на стенах и воротах священной Бухары, но ташкентские большевики, изнывая от жажды, деля между собой и джадидами последние капли воды, не дрогнули. Возникла было в эшелоне смута - выдать джадидов, но сам Колесов и раненный в бою под Бухарой Полторацкий усмирили зачинщиков.
Комиссар Борис Тузин опоздал со своим отрядом к месту событий. Когда красногвардейцы Закаспия прибыли в Чарджуй, то вся территория от чарджуйского моста до самого Кагана была в руках эмирских сарбазов. Отряд переправился на другую сторону Амударьи, в Фараб, и начал было продвижение к Бухаре, но встречен был несметными полчищами эмирских вояк. К тому же дорога от Чарджуя до Кагана была разбита - о наступлении не могло быть и речи. Тузин не знал, что делать, а от сознания, что опоздал и не оказал действенной помощи Колесову по вине комиссара Печатникова, приходил в ярость. «Ну, сволочь, погоди, вернусь в Асхабад!»
В теплый апрельский день объединенные красногвардейские роты возвратились в Закаспий, высаживаясь поочередно в Мерве, Асхабаде, Кизыл-Арвате, Красноводске.
Обыватели закаспийской столицы настороженно взирали со стороны, как выгружались красногвардейцы из теплушек, вытаскивали всевозможный скарб, боеприпасы, выводили коней. Злыми, усталыми глазами смотрел на все вокруг Борис Ильич Тузин. Никогда он еще не впадал в столь отчаянное состояние. На перроне его встречали друзья и соратники - Житников, Молибожко, Батминов, Лесовский. Начали было задавать ему вопросы, как да что, а Тузин только рукой махнул.
– Живы же все! И Колесов, и Полторацкий, хотя, конечно, потрепал нас всех этот поход!
– повысил голос, взбадривая комиссара, Житников.
– У нас тут куда хуже обстановка, - заметил Батминов.
– У вас, у нас, - осерчал Тузин.
– Можно подумать, вы тут тоже стреляли да на саблях дрались. Поехали в Совнарком, там поговорим.
Тузину и красногвардейской роте, которая расположилась в старой казарме, рядом со зданием Совнаркома, дали отдохнуть малость. Едва Тузин пришел в себя, рассказали ему во всех подробностях, какие дела творились в Асхабаде в его отсутствие.
– И ты молча терпел, когда тебя срамили перед всем городом?! Вот не ожидал от тебя такой покорности, Яков Ефимыч!
– пристыдил Житникова Тузин.
– А что я мог сделать? Ну, в лучшем случае, кинулся бы с кулаками на попа Быкова, да и то не дали бы его избить обыватели.
– Действовать надо, и немедленно, товарищи!
– Тузин заметался по кабинету.
– Ух, сволочь, и отплачу же я им за все их издевательства! Яков Ефимыч, ты, Лесовский, немедленно собирайте весь состав Совнар кома. Звоните, ищите, людей посылайте, но чтобы через два часа все были у меня, в этом кабинете.
– Куда ты, Борис Ильич?!
– окликнул Житников, но Тузин отмахнулся и бегом по лестнице спустился на первый этаж, а оттуда во двор и в расположение красногвардейцев.
– В ружье!
– скомандовал он во всю силу легких.- Поживей, поживей, товарищи бойцы... По коням! Быстро, быстро...
Через минуту красногвардейский отряд, словно на крыльях, летел к вокзалу. Здесь, переехав через железнодорожные пути, кавалеристы выскочили на первую улицу слободки и понеслись с гиканьем, распугивая со скамеек обывателей. Прежде чем Тузин выяснил, останавливая то одного, то другого хитровца, где живет поп Быков, вся слободка поднялась на ноги. Одни, выбежав со дворов, жались у ворот, с опаской посматривая на красногвардейцев, другие глядели с крыш и дувалов. Выскочив на Могильную улицу, к самому кладбищу, конники остановились возле поповского особняка. Тузин спрыгнул с коня, бросился к калитке и забарабанил кулаком по жестяному почтовому ящику. Видя, что никто не спешит открывать, приказал:
– Первое отделение, марш! Найти и арестовать попа Быкова!
Красногвардейцы занялись воротами, пытаясь открыть их, но тут подскочил Пашка Макаров.
– Да изнутри же запор! Что, аль никогда с воротами дела не имели!
– Он залез на высокий кирпичный забор, спрыгнул во двор и, откинув запор с калитки, пригласил: - Айда, товарищ комиссар!
Красногвардейцы ринулись к веранде, полезли в свинарник. Загремели ведра, затрещали ящики и корыта. Заголосила попадья:
– Боже ты мой, что же вы, ироды, делаете! Да за что же такая немилость! Антихристы поганые, не гневите бога, батюшка самим Иисусом Христом бережен!
Быкова отыскали в свинарнике - спрятался за деревянную колоду, лег в свиные нечистоты пластом. Выволокли его на улицу - от него дерьмом разит, хоть нос затыкай. Растерянный и посрамленный, он вырывался, взмахивая широкими рукавами, и бормотал, та раша глаза:
– За что, граждане? За что попа-то! Я ж ничего такого...
– За контрреволюционное выступление!
– объяснил Тузин.
– За то, что народ хитровский, а затем и всех горожан взбаламутил да на комиссара Житникова повел! А ну, веди к тому мужику, какой возглавлял с тобой твой крестовый ход!
– Счас, счас, - торопливо соглашался Быков.
– Ты только убери револьвер свой, а то стрельнет.
– Давай, давай, веди, не стрельнет, коли курок не спущу!
– Тузин, подталкивая в спину попа, вывел коня на дорогу, вскочил в седло.
– Иди вперед и не оглядывайся.
Батюшка Тимофей, в грязной сутане, с взлохмаченной бородой, зашагал впереди конников, озираясь по сторонам. Хитровцы шли по узким тротуарчикам сбоку. Одни ругались на комиссаров, другие смеялись над попом. Кто-то крикнул из толпы:
– К стенке его, комиссар! Живет - только людей объедает. Нам жрать нечего, а он свиней кормит!
На крикуна зашикали, принялись браниться идущие с воплем и подвываньем старухи. И вот понеслись выкрики:
– Чей-то там, а?! Кого пымали?
– Попа схватили - расстреливать ведут!
– За что же стрелять-то? Как же без попа-то?!
– Люди, выручать надо батюшку! Зовите всех! Чего, как бараны, плететесь за комиссаром?!
Тузин мало обращал внимания на толпу и ее выкрики. Глядя на хитровцев, думал: «Сейчас еще этого мужика, с костылем, арестую - брошу обоих в тюрьму, а там пусть кричат! Будут знать, как народ против Советской власти настраивать!»