Закаспий
Шрифт:
– Здеся он живет.
– Быков махнул рукой, указывая на окна дома Игната Макарова.
– А ну, ведите сюда хозяина!
– распорядился Тузин, бросив взгляд на красногвардейцев.
– Товарищ комиссар, - со стыдом и робостью выговорил Пашка Макаров.
– Да это же наш, макаровский дом. Я, конечно, не знаю, что там такое произошло, но отец же он мне. Солдат он бывший, только кричит всегда, а так он - ничего вроде.
– Вроде, вроде, - передразнил Тузин, понимая, в какую сложную ситуацию поставил его красногвардеец.
– Ты-то как у нас в отряде оказался?
–
– Ладно, сейчас разберемся!
– торопливо сказал Тузин и, повернувшись к толпе, прокричал: - А ну, тише, мать вашу так, говорить невозможно!
– Ослободи батюшку!
– Не виновен он!
– Ослободи, а то самого тебя порешим за самоуправство!
– завывали старухи, хватая Тузина за сапоги.
– У тебя своя власть, а у нас своя! Наш комиссар - поп церковный, батюшка Тимофей...
Со двора, опираясь на костыль, вышел Игнат. Обвел взглядом красногвардейцев, наседающую на комиссара толпу женщин, вмиг оценил обстановку, сказал с пренебрежением и насмешкой:
– Пашка, ты, что ль, комиссара приволок?
– А кто ж еще!
– мгновенно отозвалась какая-то баба.
– Он и за попом во двор самым первым полез- своими глазами видала!
– Значит, Павел Игнатович, на родного отца руку поднимаете?
– Игнат сплюнул под ноги, побелел от гнева.
– Ты погодь, старик, горячку не пори.
– Тузин оттолкнул вцепившуюся в сапог старуху. Та, отпрянув, заголосила:
– Убил, люди! Ей-богу, он меня ухайдокал своим сапожищем-то!
– Горячку не пори, папаша!
– повторил Тузин, видя, как вырывают бабы из рук красногвардейцев батюшку Тимофея.
– Эй, отделенный!
– крикнул комиссар младшему командиру.
– Возьми с Быкова расписку, что больше никогда не поднимет руку на Советскую власть, и отпусти. Пусть идет к чертовой матери!
– Ой, спасибочки, ой, спасибо тебе, комиссар!
– запричитала та же баба, которую Тузин только что оттолкнул: - Батюшка - он нам и царь, и бог, и наш комиссар, без него мы как без рук! Нынче ночью у Дьяконова свояченица, раба Марфа, богу душу отдала - отпевать надо, а ты, охальник, батюшку стрелять надумал!
– Ладно, иди, мешаешь разговору!
– прикрикнул Тузин и опять перевел суровый, горящий гневом взгляд на Игната.
– Не пори горячку-то, папаша. Сын твой тут ни при чем. Сын твой' - распрекрасный парень, по духу большевик, а по характеру - герой.
– Да ведь и я не лыком шит, - парировал Игнат.- Я тоже - старый скобелевский солдат, крест Георгиевский за храбрость и за взятие Геоктепинской крепости имею.
– Вот это да!
– воскликнул удивленно Тузин.
– Да как же ты, скобелевский солдат, решился с попом бучу на комиссаров поднимать?!
– Да он ничего. Он только петушится, - снова начал защищать отца Павел.
– Вообще-то, конечно, он больше к эсерам жмется. Брат мой, Васька-Макака, служащий..
– Замолкни, стерва!
– закричал Игнат.
– Придешь домой, я тебя вот этим всего извалтузю!
– Игнат потряс костылем.
– Стыдно должно быть тебе, папаша, имея такого сына, к буржуазной контре липнуть, - немного мягче заговорил Тузин.
– Арестовал бы я тебя за твое выступление, но только ради твоего сына, славного бойца Красной гвардии, прощаю. Подумай, гражданин Макаров, пока не поздно, с кем тебе доживать - с контрой или революцией... Ладно, прощевай пока.
– Тузин пришпорил коня и выехал на дорогу. Отряд красногвардейцев последовал за ним, провожаемый криками и свистом жителей слободки...
После полудня заседал Совнарком. Тузин сидел слева от Печатникова, заметно нервничая. На худом лице комиссара выступали бисеринки пота, глаза щурились. Печатников недовольно сказал:
– Почему в моем кабинете присутствуют посторонние? Я жду, когда удалятся Житников, Батминов, Молибожко, Лесовский и прочие большевики, не входящие в состав Совнаркома.
– А мы ждем, когда удалятся незаконно введенные в состав Совнаркома Доррер, Фунтиков и Дохов, - столь же недовольно заявил Тузин.
– Этого вы не дождетесь. Названные вами граждане избраны в Совнарком чрезвычайным съездом, когда вы терпели поражение под Бухарой, не в силах оказать помощь комиссару Колесову.
– Это вы, Печатников, виноваты в нашем поражении.
– Тузин встал из-за стола.
– Вы и ваши приспешники сделали все, чтобы задержать отправку красногвардейцев на Бухарский фронт! Вы, пользуясь моим отсутствием, протащили в Совет представителей буржуазии. Ныне присутствующая на нашем заседании фракция большевиков выносит решение распустить контрреволюционный состав Совнаркома.
– Мы решительно не согласны!
– Печатников огляделся, ища поддержки.
– Это произвол, граждане большевики, - поддержал бывшего председателя Совнаркома Алексей Доррер.
– Как юрист, я заявляю вполне авторитетно, что ни в одном уложении...
– Погоди, Алексей, брось ты со своими уложениями!
– вмешался в спор Фунтиков.
– Надо судить по существу.
– Встав, он поправил галстук, черные казацкие усы с загнутыми кончиками.
– Давайте разберемся по существу. В Асхабаде всего два процента рабочих, остальное население относится к мелкой буржуазии. Позволительно спросить вас, граждане Житников и Тузин, на каком основании должны иметь большинство мест в Совнаркоме большевики?
– Фунтиков пренебрежительно усмехнулся и, садясь, попросил: - Объясните нам.
– Власть принадлежит диктатуре пролетариата!
– недовольно отозвался Тузин.
– Чего тут еще выяснять!
– Не горячитесь, Борис Ильич, я объясню эсеру Фунтикову, почему большевиков должно быть больше в областном Совнаркоме, - сказал Житников - Потому, гражданин Фунтиков, что областной Совнарком-это не только Асхабад. Это рабочий класс Красноводска, Казанджика, Кизыл-Арвата, Мерва, Байрам-Али, Чарджуя... Это все сельское бедняцкое население Закаспия. Если мы начнем сейчас высчитывать в процентах, то ваша буржуазия потерпит сокрушительный крах...