Закаспий
Шрифт:
Лариса заметила, как посуровело лицо у мужа, спросила тихонько:
– Это не тот Элис Пиксон, о котором ты мне рассказывал?
– Он, конечно.
– Лесовский задумался. Выбрав момент, когда старуха удалилась, сказал Ларисе: - Ты как-нибудь поделикатнее намекни мадам Юнкевич, чтобы не ждала своего возлюбленного. Придумай что-нибудь... О смерти Пиксона говорить не надо, иначе придется съезжать с этого двора.
Нелли Эдуардовна вернулась, держа на руках плачущего малыша.
– Молока у меня совсем нет, - пожаловалась она.
– Да и
– Научиться нетрудно, было бы желание, - заметил с упреком Евгений Павлович.
– В госпитале нянек не хватает. Может, соизволите?
Лицо Нелли Эдуардовны вытянулось, губы задрожали.
– Ах, я пока ничего не знаю. Вот вернется Элис...
– Мадам, вы что - притворяетесь наивной, или в самом деле такая!
– Евгений Павлович сурово глянул на женщину.
– Как может ваш Элис вернуться сюда? Он же англичанин, оккупант.
– Черт вас побери с вашим Элисом!
– не выдержал и Лесовский.
– На совести вашего Элиса сотни расстрелянных и замученных в тюрьмах людей. Вы никогда не дождетесь его.
– Да, конечно, - всхлипывая, согласилась Юнкевич.
– Я с каждым днем теряю веру в его возвращение. Но Элис не оставил мне нисколько денег, я продала все свои драгоценности... Господа, не найдется ли у вас хотя бы маленького кусочка хлеба - у меня совершенно исчезло молоко?
– Н-да.
– первым нарушил молчание Евгений Павлович.
– Лара, там у меня в сумке есть один сухарь... Но, запомните, мадам, мы для вас не господа - мы обыкновенные советские граждане. И вам я советую не корчить из себя госпожу. Вашему младенцу нужно молоко, иначе он умрет. Вы будете получать литр молока, если пойдете к нам в госпиталь нянечкой.
На другой день красноармейцы и общественность Закаспийской столицы встречали командующего Туркестанским фронтом Михаила Васильевича Фрунзе. Перрон и привокзальная площадь были заполнены делегациями. Над головами встречающих алели флаги и транспаранты. Лесовский с Ларисой стояли в числе сотрудников Ревкома на перроне, беседуя с Зотовым и Феоктистовым.
– Ну вот и отвоевались наконец-то, - удовлетворенно говорил Зотов.
– Как же тяжела была война. Скольких друзей и товарищей не досчитываем мы сегодня в наших рядах. Одни расстреляны, другие замучены в тюрьмах, третьи погибли в огне сражений.
– Прибыли бывшие заключенные Петровской тюрьмы, - сказал Феоктистов.
– Но Тузина нет среди них... Я так надеялся.
– Расстрелян он.
– Лесовский скорбно опустил глаза, вздохнул и стал рассказывать о встрече с Зиновьевым в Красноводске. Зычный гудок приближающегося паровоза прервал его речь.
Поезд мягко подошел к перрону - желтый литерный вагон командующего остановился напротив вокзала. Едва распахнулись двери тамбуров, как сразу грянул духовой оркестр. Фрунзе и член Турккомиссии Элиава в сопровождении Паскуцкого, Кайгысыза Атабаева и других партийных руководителей
Фрунзе приподнятой рукой и улыбкой приветствовал встречающих. Руководители делегаций, с красными повязками на рукавах, выкрикивали лозунги, остальные дружно скандировали: «Да здравствует революция!», «Да здравствует Ленинская партия!» На привокзальной площади начальник Полторацкого гарнизона доложил о готовности войск, выстроенных для встречи командующего. Фрунзе поздоровался с красноармейцами и направился к автомобилю.
– Товарищ командующий, не пройдите мимо георгиевского кавалера, старого скобелевского солдата!
– неожиданно из толпы донесся наглый голос.
– Я крепость Геок-Тепе штурмовал. А сыновья мои - один погиб, защищая красный Совнарком, а другой благодарность от командования имеет!
– Вот, сволочь!
– выругался Феоктистов.
– И тут рядится под своего. С самого июля молчал, не было его слышно... Опять выполз!
– Ничего, я его, стерву, проучу.
– Зотов пригрозил кулаком Игнату.
Лесовский тоже не сдержался, возмущенно крикнул:
– Послушай, Игнат, ты хоть бы совесть поимел! Ведь тебя же судить надо за твои прошлые выходки! Твой старший в расстрелах комиссаров участвовал! С Фунтиковым вместе сбежал - следа не отыскать!
Игнат не сгинул, не присел, не спрятался - только подождал, пока отъедет автомобиль с командующим, и вновь подал голос:
– Ты меня Макакой не потакай! Я давно отказался от свово Макаки, не сын он мне больше, опозорил старого скобелевского солдата. Ты больше на других моих сыновей смотри, каких сам уважаешь. На Пашку молись - может, он тебя своей грудью защитил, а сам погиб. На Ермолая смотри - он с благодарностью в кармане ходит!.. И вобче, не затыкай мне рот, у тебя у самого рыльце в пушку... Съехал с квартиры, а три рубля так и не додал, мошенник. Знаем мы вас, такех партейцев!
Лесовский побледнел:
– Ну, Игнат, скажи мне еще хоть слово!
– Да не связывайся ты с ним, пошли!
– Лариса потянула за руку мужа.
– Нашел, с кем воевать. Это же типичный обыватель!
– С обывательщиной, Лариса Евгеньевна, теперь и придется нам воевать, - заступаясь за Лесовского, рассудил Феоктистов.
– Обыватель во все времена оборотнем был, а сейчас тем более. Ну чем не оборотень этот Игнат Макаров? Давно ли он Куропаткину кричал: «Не пройдите мимо, ваше превосходительство», а теперь - «Не пройдите мимо, товарищ командующий».
– Черт знает, что получается, - в сердцах рассудил Зотов.
– Его и судить не знаешь как. Один сын - враг народа, а два - бойцы Красной Армии, причем меньшой погиб за Советскую власть... Игната так просто не осудишь... одернуть еще можно... Но он долга еще будет мутить сознание добрых людей. Долго еще обыватели будут жить под его «песенки».
– Ну хватит вам, товарищи, вы же сами себе портите настроение!
– возмутилась Лариса.
– Праздник же сегодня...