Закат Пятого Солнца
Шрифт:
Гонсалес дивился выносливости индейцев. Они с истинно муравьиным упорством тащили всю необходимую поклажу: приличных размеров тюки с мукой, фруктами и лепешками, а также катили на лафетах небольшие пушки. Одевались носильщики просто — в обычные набедренные повязки. Длинные волосы они убирали в высокий пучок на макушке. Воины выглядели более солидно. В плащах и хлопковых стеганках, с украшениями из ракушек и перьев, они несли раскрашенные щиты, копья, дротики, деревянные мечи с обсидиановыми лезвиями.
Удивительным образом испанцы вскоре стали походить на местных жителей, отличаясь скорее светлой кожей и оружием, чем одеждой. Почти на всех конкистадорах белели
Шлемов насчитывалось около двух сотен, но сейчас их никто не надевал — солнце жгло немилосердно. Испанцы предпочитали шляпы с небольшими полями или береты. Стальных доспехов на все войско набралось около трех десятков, да и то были это не полные латы, а лишь кирасы, иногда с наплечниками и набедренниками. Копья, стальные или деревянные щиты, но главное — у каждого на бедре висел отличный европейский меч. С такими силами Эрнан Кортес отправился на покорение империи ацтеков.
Первые три-четыре дня похода прошли великолепно. Города следовали буквально один за другим. Гостей встречали радушно, чему немало способствовали касики тотонаков, помогая в переговорах. Жители этих поселений платили дань Монтесуме, и мечтали избавиться от такой тяжкой повинности. Испанцы нигде не задерживались, пополняли запасы и шли дальше. Дорогу здесь проложили уже давно. По ней ходили купцы, путешественники, воины, а теперь и отряд конкистадоров.
Они продвигались через чудесные тропические леса. Птицы всех возможных расцветок сновали над головами, оглашая воздух то мелодичными, то резкими криками. На ветвях виднелись самые разные плоды, пополнявшие рацион путников. Мошкары тут оказалось куда меньше, чем на побережье. Лишь жара постепенно изматывала, медленно, по капле выпивая человеческую выносливость. Впрочем, зной вскоре отступил — горы, маячившие на горизонте, постепенно вырастали и вот, наконец-то, отряд достиг первых отрогов. Белоснежные шапки венчали далекие пики.
Местность вокруг обезлюдела. Земля стала более каменистой, на смену буйству красок тропических джунглей пришли строгие темные колонны сосен. Люди поднимались вверх с трудом. Вскоре жара сменилась прохладой, которая постепенно превращалась в ощутимый холод. Ходьба помогала согреться, а на привалах жарко горели смолистые костры. Но все стало куда хуже, когда хвойные леса закончились, уступив место голому камню. Вокруг расстилались серые, неровные потоки некогда застывшей лавы, извергнутой давным-давно погасшим вулканом. Здесь почти не росли деревья, которые могли дать укрытие от ветра и снабдить дровами. Пополнить запасы еды было также негде. Голая пустошь, лишенная каких-либо красок, отлично продуваемая и до крайности унылая. Единственное спасение заключалось в том, чтобы пересечь этот кряж как можно быстрее.
Фернан упорно шел вперед, наклонив пониже голову, чтобы уберечь глаза от резкого, порывистого ветра. Начался дождь с градом. Вода медленно, но неотвратимо пропитывала хлопковый панцирь, лилась за шиворот. На дороге, которая казалась почти сплошь каменной, каким-то чудом все же появились грязь и лужи. Ни испанцы, ни индейцы не были готовы к такой перемене климата. Понурые, продрогшие, уставшие, они продолжали свой путь. А впереди возвышались заснеженные вершины.
— Что будем делать, когда дойдем до границы снегов? — непослушными губами спросил Фернан. — Мы уже и здесь замерзаем.
—
Отряд добрался до большого храма. В нем не оказалось ни одного человека, но пустым его нельзя было назвать. Каменные изваяния местных богов во множестве стояли внутри. Но что еще более важно — здесь лежали большие запасы дров. Испанцы так устали и продрогли, что на идолов даже не обратили внимания. Разведя костры, люди принялись греться и сушить одежду. Здесь же решили заночевать.
Фернан сидел у огня, медленно жевал лепешку и апатично разглядывал расписанные стены. Фрески изображали жуткие сцены жертвоприношений. Людям вырезали сердца жрецы в чудовищных масках. Кровь стекала по ступеням пирамид. Внизу стояли восторженные зрители. Впрочем, его подобным было не удивить. Мало ли подобных картин видел он на Юкатане?
— Разве не странно, что мы нашли пристанище в этом мерзком языческом храме?
Слова Себастьяна вывели Гонсалеса из задумчивости.
— Странно, что нас тут как будто ждали, — ответил он. — Крыша над головой, дрова… Честно сказать, я раньше бы не подумал, что смогу уснуть под сенью такой живописи, но теперь мы все так измотаны, что будем спать…
— Как убитые, — подсказал Себастьян.
— Плохое сравнение, — поежился Фернан, еще раз окинув взглядом окружающие их рисунки. — Нужно выставить дозоры. Я не удивлюсь, если посреди ночи дикарские жрецы внезапно нападут на нас, хотя здесь и спрятаться-то негде.
В это время справа послышался звон клинков и бодрый голос. Оказалось, что Хуан Веласкес де Леон взялся обучать одного из солдат какому-то сложному приему.
— И откуда у него только силы берутся, — озадаченно качая головой, спросил Фернан.
Сам он все еще злился на Хуана за давнюю размолвку, когда тот выступал против уничтожения кораблей. Гонсалес твердо вознамерился при случае лично проверить, чего стоит Веласкес в поединке, но сейчас чувствовал себя слишком уставшим для того, чтобы даже просто взять меч в руки. В целом, люди, обогревшись и насытившись, заметно повеселели. Один из конкистадоров, не лишенный чувства юмора, принарядил высокую каменную статую, стоящую недалеко от огня. Он накинул ей на плечи свой хлопковый панцирь, на голову нацепил берет и утверждал, что так одежда куда быстрее просохнет. Лицо истукана, свирепое и угрюмое, выражало явное неудовольствие от такого непочтительного обращения.
На следующее утро все они вновь отправились в путь. К обеду сделали привал в еще одном храме, но ночь застала путников на открытой местности. Пришлось укладываться на ночлег. Дрова они тащили с собой еще с прошлой стоянки, но без теплой одежды на заснеженной поляне, продуваемой ледяным ветром, согреться было невозможно.
Фернан лежал, щурясь на пляшущее пламя костра и, засунув ладони подмышки, пытался их согреть. В эти минуты он радовался тому, что у него такой предусмотрительный друг. Ведь именно по совету Риоса он в свое время приобрел хлопковую стеганку. Теперь она хоть как-то защищала от холода. На голову он повязал большой кусок ткани, а поверх нее нацепил берет. Все это помогало мало. Горло и щеки мерзли. Зубы начали заметно стучать. Он закусил нижнюю губу, надеясь хоть так приглушить этот оглушительный, как ему казалось, лязг, но почти тут же прокусил ее до крови. Фернан привстал, чертыхнулся и непослушными пальцами принялся заматывать длинные хвосты своего платка вокруг шеи.