Закат Пятого Солнца
Шрифт:
— Я так сильно привязался к тебе, Хуан, что хочу сделать подарок. Ты самый благородный и красивый из всех моих белолицых братьев и достоин самой очаровательной и нежной жены. Я бы хотел, чтобы ты принял мое предложение. Сюда, во дворец, прибыла моя родственница. Она юна и прекрасна. Введи же ее в свой гарем.
Сразу же после этих слов в зал через боковую дверь вошла очень молодая девушка. Невысокая, стройная, с бездонными темными глазами и робкой застенчивой улыбкой. В блестящих черных волосах сверкали миниатюрные золотые заколки. Цветное платье хорошо подчеркивало тонкую талию и высокую грудь. Она даже не склонилась перед Монтесумой в традиционном приветствии. Взгляд ее неотрывно был прикован к Веласкесу и полнился искренним восхищением. Так человек смотрит на какое-то чудо. Перед такой красавицей никто бы не смог устоять. Она не спеша подошла, очаровывая грацией дикой кошки. Удивительное сочетание женственности, покорности и какого-то затаенного вызова. Девушка одарила конкистадора легкой улыбкой, после чего скромно потупила глаза, спрятав их под пушистыми ресницами.
Хуан вежливо поклонился. Искушение было велико. И все же он осторожничал.
— Великий Монтесума, ты наверняка знаешь, что нам запрещено иметь больше одной жены. У меня есть донна Эльвира.
— Дочь одного из вождей Тлашкалы? — Монтесума не скрывал небрежности в голосе. — Я слышал, что она хороша собой. Но разве может сравниться с моей племянницей? Я испытываю к тебе огромную любовь, и от всей души хотел бы породниться. Если должна быть одна жена, то пусть будет одна.
Веласкес про себя выругался. Да, император умен! Стоит отослать от себя красавицу Эльвиру, как вся Тлашкала воспримет это как страшное оскорбление. Вот так и рушатся союзы. Но и отказать самому Монтесуме, которого индейцы считают чуть ли не живым богом… Настоящее святотатство. Нужно понимать, что хотя уэй-тлатоани и находится во власти испанцев, но сами они окружены сотнями тысяч его подданных. Пренебречь вниманием императора нельзя…
— Я был бы бесконечно счастлив породниться с тобой. Это огромная честь. Да и девушки прекраснее твоей племянницы я еще не встречал, — не спеша ответил Веласкес.
По лицу красавицы скользнула еле заметная, слегка насмешливая улыбка. Она не знала испанского языка, но тон Хуана ясно показал ей, что молодой человек в замешательстве. Разве такому храбрецу пристало проявлять сомнения и растерянность?
Веласкес, злясь на себя за то, что его застали врасплох и за то, что на прекрасном лице девушки восхищение уступает место разочарованию, замолчал. Он лихорадочно придумывал подходящий ответ. Озарение пришло в голову своевременно.
— Но вера мне этого не позволяет. Нельзя просто бросить одну жену и взять другую. Ты ведь не желаешь отказаться от своих богов, несмотря на все уговоры нашего генерал-капитана. Вот так и я. Мне нужно попросить совета у нашего падре де Ольмедо. Мой бог разгневается, если я нарушу его завет.
С точки зрения испанских законов Эльвира не считалась женой Хуана, с ней не провели обряд бракосочетания. Она была официальной спутницей, любовницей. Высокий статус, но в глазах церкви не брак. Индейцы бы этой тонкой разницы, к счастью Хуана, уж точно не поняли.
«Нужно будет предупредить падре, чтобы он подтвердил мои слова, — подумал Веласкес. — Если хитрый Монтесума не успел заранее переговорить с Ольмедо, разузнав все подробности» — мелькнула в голове еще одна тревожная мысль.
Падре тоже иногда приглашали для бесед с повелителем ацтеков. Испанцам повезло, что хитроумие императора не достигло таких высот. Покидая зал, Веласкес де Леон сгорал от стыда, понимая, что его невразумительное бормотание произвело не самое лучшее впечатление на племянницу Монтесумы. А уж ему, всеобщему любимцу, имевшему успех у женщин, хотелось в любых глазах выглядеть привлекательным. Уходя, он на нее даже не посмотрел, не желая видеть ее разочарования.
И все же, оказавшись в одиночестве, Хуан облегченно вздохнул. На этот раз ему удалось выскользнуть из сетей Монтесумы. Но что будет в следующий раз? И хватит ли осторожности остальным капитанам? Особенно порывистому и прямолинейному Альварадо?
В Веракрус тем временем отправился новый наместник — Гонсало де Сандоваль. Кортес отпускал его неохотно. Гонсало, несмотря на молодость, показал себя отличным командиром и успел стать одним из главных помощников генерал-капитана. В столице без него придется нелегко. Но и на побережье нужен надежный человек.
Сандоваль прибыл в земли тотонаков, где все затаились в тревожном ожидании. Испанцы в Веракрусе, лишившись командира, опасались, что на них со дня на день нападут ацтеки. Сами тотонаки в Семпоале крепко задумались, кого же им поддерживать. А наместники Монтесумы, услыхав о сожжении Куальпопоки, не решались пока начинать военных действий, не зная, чем же это для них обернется.
Гонсало де Сандоваль чувствовал себя так, как будто в спину постоянно нацелен заряженный арбалет. Любое ошибочное или даже просто неосторожное движение может стоить жизни. Рядом больше не было опытных командиров — Кортеса, Альварадо, Ордаса. Не на кого переложить груз ответственности. В неполные двадцать три года ему самому предстояло отвечать за судьбы десятков солдат, принимать непростые решения и командовать целой крепостью в чужой, незнакомой и враждебной стране. Но Сандоваль был полон решимости показать всем, что генерал-капитан не ошибся, назначив его комендантом Веракруса.
В городе не насчитывалось и сотни испанцев. К тому же, самых хороших солдат Кортес увел с собой в Теночтитлан. Гарнизон состоял в основном из матросов утопленных кораблей и тех конкистадоров, которые заболели или получили ранения, и поэтому были оставлены на побережье. Сандоваль отобрал три десятка наиболее опытных бойцов и направился в находящуюся рядом Семпоалу.
Столица тотонаков встречала испанцев настороженно. Толстый касик, который некогда первым предложил Эрнану Кортесу дружбу и союз, как раз в это время принимал ацтекских послов. Сандоваль не собирался дожидаться того момента, когда индейцы договорятся между собой. Он решительно повел своих солдат во дворец. Ни слуги, ни воины не решились их остановить.
И сам вождь, и сановники, присланные Монтесумой, заметно оробели, когда в зал ворвались три десятка вооруженных конкистадоров. Их вел высокий светловолосый юноша в сверкающей кирасе, рядом с которым робко семенил тлашкаланец-переводчик. Сняв с головы шлем, испанец уважительно поклонился и произнес:
— Меня зовут Гонсало де Сандоваль. Мой командир, которого вы называете Малинче, приказал мне прибыть в Семпоалу и убедиться, что наши друзья тотонаки ни в чем не терпят обиды. Я вижу, что посланники уэй-тлатоани Монтесумы также посетили вождя. Это хорошо.
Толстый касик, преодолев замешательство, пригласил гостей присоединиться к трапезе. Сандоваль сел на циновку, остальные солдаты, выполняя отданный ранее приказ, остались стоять. Оружие они не обнажали, но выглядели грозно. Ацтекские послы смотрели на испанцев с плохо скрытой досадой. Этот визит казался им совсем несвоевременным. Вождь Семпоалы уже почти готов был признать свою вину и вернуться под власть Монтесумы.
Гонсало взял в руки лепешку и откусил кусок. Он понимал, что все местные индейцы отлично знают, сколь слаб гарнизон Веракруса. В разговоре угрожать нужно гневом Кортеса, а вовсе не пугать ацтеков и тотонаков собственными воинами. Чтобы не показать, насколько ему не по себе, Сандоваль не спешил говорить, опасаясь, что голос может его подвести. Остальные индейцы тоже ели молча. Похоже, появление испанцев оторвало их от тайного разговора, продолжать который при конкистадорах они не хотели.