Закат Пятого Солнца
Шрифт:
С этими словами второй вождь тоже подозвал слугу и запустил руку в корзину. Конкистадоры напряглись, но ацтек выудил лишь какой-то сочный яркий плод. Фернан сквозь зубы выругался.
— Недоумки! Сами нас провоцируют. Всадить бы сейчас клинок в горло этому обжоре. Дождутся, что наше терпение рано или поздно лопнет.
— Ацтеки пытаются показать, что пищи у них вдоволь, — прошептал Себастьян. — Какая наивная бравада! Понятно же, что они голодают.
— Они бы еще человека сюда притащили, зажарили и съели, — пробурчал Фернан. — Чтобы показать, как у них много еды.
— Спокойнее, сеньоры, — произнес Кортес. — Но смотрите, тем не менее, в оба.
После этого он снова обратился к послам.
— Уполномочены ли вы Куаутемоком признать ацтеков побежденными и согласиться на сдачу города?
Вожди, выслушав перевод Марины, что-то возбужденно залопотали, но потом один из них, угомонив остальных резким окриком, произнес.
— Мы не можем принимать такие решения. Если хочешь, то выскажи свои требования нашему повелителю, уэй-тлатоани Куаутемоку, но и он тоже, я уверен, предпочтет сражаться. Когда ты готов встретиться с ним и поговорить?
— Я сегодня должен был с ним встретиться, — гневно сказал Эрнан Кортес. — Мне надоели ваши попытки тянуть время. Пускай не утруждает себя тем, чтобы явиться на переговоры. Я сам к нему приду.
С этими словами он развернулся и пошел прочь. Соратники и Марина последовали за командиром. Очередная надежда на скорое прекращение войны развеялась…
Фернан стоял в ночной страже возле одного из каналов. Постоянное напряжение и недосыпание сказывались. Гонсалес протер глаза, поеживаясь от ветра. Да, здесь, в высокогорной долине, даже посреди лета ночью бывало довольно холодно. Одно хорошо — забирающийся под одежду свежий воздух бодрил и помогал хоть немного отогнать сон. Недалеко полыхал костер, освещая окрестности, но Фернан с досадой понимал — подходить к пламени нельзя. В кругу света он станет слишком хорошей мишенью. Если где-то поблизости крадется хоть один ацтек, то он несказанно обрадуется такому подарку.
Внезапно до слуха Гонсалеса донесся тихий плеск воды. Насторожился и стоящий рядом Себастьян. Он перехватил поудобнее щит и шепотом спросил Фернана:
— Слышишь? Лодка… К нам плывет. Неужели индейцы собираются напасть?
— Вряд ли, — засомневался Гонсалес. — Слишком уж громко плещется. Как будто и вовсе не пытается скрыть свое приближение.
— Марсело, — позвал Себастьян еще одного караульного. — Приготовься. Если сейчас дикари полезут в драку, труби тотчас же в трубу.
Испанцы приготовились к бою. Время текло с мучительной медлительностью. Звуки опускающегося в воду весла все приближались. Вскоре в пелене тумана проступили очертания маленького каноэ. Себастьян, затаив дыхание, прицелился в смутно видневшуюся фигуру гребца. Фернан занес для удара меч, стараясь разобрать — нет ли поблизости еще лодок. Но вот индеец увидел, что его приближение обнаружено. Он медленно разжал пальцы, выпустив весло, которое с глухим стуком упало на дно, после чего замер. Каноэ уткнулось носом в высокий земляной берег и остановилось.
Сидящий в нем мужчина осторожно развел в стороны пустые руки, показывая, что он безоружен, и негромко произнес несколько слов.
— О чем он толкует? — поинтересовался Марсело.
— Говорит, что сдается, — перевел Себастьян и обратился ацтеку. — Вылезай из лодки.
Тот осторожно поднялся и сделал неуверенный шаг вперед. С трудом он взобрался на берег и согнулся в низком поклоне. На нем была одна лишь набедренная повязка. Индеец оказался до неправдоподобия худым. Ключицы и ребра выпирали, руки выглядели слишком тонкими для взрослого человека.
— Очередной беженец, — заметил Фернан. — Лопес, проведи его в лагерь.
Ацтек же начал что-то несмело объяснять Себастьяну. Испанец выслушал его, нахмурился и осторожно спустился в лодку. Через мгновение он присел, а потом поднялся, держа на руках чье-то исхудавшее тело. Без видимых усилий он поднял его на уровень головы и прошептал:
— Принимай, Фернан. Чего застыл?
Гонсалес подхватил находящегося без сознания человека. Это оказалась девочка лет тринадцати. Слишком худая и заморенная, она, казалось, почти ничего не весила, но индеец был слишком слаб, чтобы вытащить ее на берег самостоятельно.
— Отнесу девчонку в лагерь, — сказал Гонсалес. — Я быстро.
Себастьян, Марсело и еще несколько караульных ограничились лишь молчаливыми кивками. Такие ситуации происходили постоянно. Каждую ночь жители продолжали покидать Теночтитлан. Ослабевшие от голода и затхлой солоноватой воды, они еле находили силы для того, чтобы добрести до конкистадоров. Многим сил на это не хватало и они умирали в городе.
Фернан быстро шагал, сопровождаемый идущим рядом индейцем, который обеспокоенно всматривался в лицо девочки. Гонсалес думал о том, есть ли у нее шансы на выживание. Лагерь испанцев тоже не изобиловал пищей. Кормить еще и жителей Теночтитлана они не могли. В лучшем случае Сандоваль распорядится приютить этих людей, но, как только они немного окрепнут, он вынужден будет отправить их дальше, на поиски места, где они могли бы осесть.
Беженцам давали свободный выход из города, но куда им идти? Вокруг тысячи союзных Кортесу индейцев, которые ненавидят ацтеков и, разумеется, не упустят случая разжиться очередным пленником. Или же, на худой конец, просто добить ослабевшего врага, мстя за долгие годы угнетения. Генерал-капитан приказывал не чинить обид жителям столицы, но ему не хватило бы людей, чтобы проследить за исполнением этого распоряжения.
Так и тянулись дни. Ацтеки продолжали сопротивляться, постепенно теряя один квартал за другим. Запасы пороха истощились. Один из ветеранов, по имени Хуан Сотело, предложил Кортесу соорудить катапульту. Конкистадоры с интересом следили за этим строительством. Метательная машина постепенно росла. Работы заняли несколько дней и потребовали значительных запасов древесины, веревок и железа.
И вот, наконец, грандиозная конструкция застыла, готовая метнуть первый камень. Ее мощные ноги упирались в землю, длинную балку с противовесом на конце притянули к земле лебедкой. Катапульта, будучи раза в четыре выше человека, создавала ощущение неслыханной мощи, скрытой до поры до времени. Толстый канат, удерживающий рычаг машины, был натянут как струна. Закрепленная лебедка лишь поскрипывала от напряжения.
Испанцы обступили ее огромной толпой. Мартин Лопес — корабельщик, который так хорошо потрудился при создании флота, смотрел с особенным интересом. Он и еще два десятка тотонаков помогали строителю этой махины по мере сил, обрабатывая по его заказу деревянные балки и готовя доски. Союзные индейцы тоже крутились поблизости в огромном количестве. Всех разбирало любопытство. В глазах местных жителей этакая махина выглядела куда более впечатляюще, чем скромных размеров пушка. Правда, они еще не знали, что метание камней не сопровождается ревом, грохотом и клубами дыма.
Наконец-то в плетеную петлю на конце балки положили большой округлый камень размером с человеческую голову. Хуан Сотело еще раз сверился со своими расчетами и взялся рукой за веревку. Он резко дернул ее и стопор, удерживающий рычаг, выскочил из паза. Неподъемный противовес резко качнулся вниз, взметывая длинную лапу катапульты вверх. Она рванулась, казалось, в самое небо, выбросив снаряд в воздух…
Все дружно, как по команде, выдохнули, провожая взором камень, который, пролетев едва метров десять, тяжело рухнул вниз. Он с оглушительным плеском упал в канал, подняв настоящий столб брызг и окатив водой находящихся рядом испанцев и индейцев. Люди запоздало шарахнулись в стороны. Несколько тотонаков, сидевших до этого момента в лодке, сиганули кто куда. Валун упал буквально на расстоянии вытянутой руки от борта их каноэ. Никто, к счастью, не пострадал.