Закат Пятого Солнца
Шрифт:
Помещение оказалось небольшим и, как и прочие виденные ими дома, лишенным окон. Сумрак разгонял свет множества свечей, расставленных вдоль стен. Посреди комнаты стояла каменная статуя. Сколько подобных изваяний уже попадалось на глаза пленникам? Но она превосходила уродливостью все, виденное ранее. Вся какая-то искаженная, с нарушенными пропорциями, с непомерно большой головой и выпирающим животом, раскрыв рот в немом крике, она протягивала вперед сложенные вместе ладони. А на них покоилось свежее окровавленное сердце. Стены вокруг пестрели фресками. Мотивы их были вполне узнаваемы. Вот мужчины в страшных масках держат за руки и ноги человека, лежащего спиной на каменном алтаре. Вот один из них вырезает обреченному сердце, после чего с почтением подносит его отвратительной твари, возвышающейся над людьми. Одна из картин показывала, как в котлах варят руки и ноги убитого.
До последнего момента европейцы гнали от себя самые черные предположения. Но теперь закрывать глаза на правду стало уже невозможно.
— Фернан, эти дикари поклоняются дьяволу. Приносят ему человеческие жертвы.
Слова Себастьяна звучали еле слышно. Горло его сковал ужас и даже такая короткая фраза далась с трудом. Гонсалес медленно кивнул головой и осторожно, как будто опасаясь разбудить каменного идола, неслышно двинулся к выходу.
Вокруг по-прежнему никого не было. Воины эскорта не решились навязывать свое общество двум почетным пленникам и остались ждать, не доходя немного до верха. Отсюда открывалась великолепная панорама. Город виднелся как на ладони. Справа и слева возвышались пирамиды, напротив, через обширную площадь, стояли богато украшенные дворцы. Вдалеке, подобно зеркалу, блестело на солнце небольшое озеро, а за ним, прямая как стрела, уходила вдаль белая насыпная дорога. Но у испанцев даже мысли не возникало любоваться пейзажем.
Осознав, что ритуалы, проводимые на вершинах пирамид, суть подношение дьяволу, Фернан почувствовал страшный озноб. Такого поведения он мог ожидать только от ведьм и колдунов, которые в своей неутолимой ненависти к людям совершают кошмарные обряды во славу Сатане! Он стоял и с ужасом думал о том, что же их самих теперь ждет.
Для человека шестнадцатого века, воспитанного в духе строгой, не терпящей инакомыслия католической морали, осознать и принять такую веру было практически невозможно. Даже мусульмане, которые для любого испанца оставались извечными врагами, не запятнали себя жертвоприношениями. Здесь же вся мнимая цивилизация, как оказалось, была лишь ипостасью служения дьяволу! Самые величественные и удивительные строения возводили лишь для того, чтобы их вершины осквернять богопротивными ритуалами.
Фернан стоял, глядя вдаль невидящими глазами, и не представлял, что же ему теперь делать. Пытаться вырваться из этого жуткого города любой ценой? Сражаться, разить направо и налево до тех пор, пока руки держат оружие? То, что он прожил у дикарей столько времени, вкушал их пищу, пользовался их гостеприимством… Не было ли это смертным грехом? Не погубил ли он еще свою душу? Гонсалес замер почти у самого обрыва, терзаемый этими вопросами и не находя ответа. Лишь в последний момент он спохватился и сделал два шага назад. Все же это ужасное место обладало какой-то отвратительной магией, лишающей человека разума. Одно неосторожное движение и он, споткнувшись, покатился бы вниз по каменным ступеням. Точно так же, как тот индеец совсем недавно.
Голова горела как в лихорадке. Перед глазами все плыло, в ушах шумело. Как будто отдаленный гомон огромной толпы навязчиво что-то шептал ему, стараясь в чем-то убедить. Он оглянулся. Рядом был лишь Себастьян. Но Гонсалес уже ни в чем не мог быть уверен. Он осматривался по сторонам, ожидая, когда же индейцы покажут свою истинную суть. Где конец этой мистификации? К чему их готовили?
Фернан бы не удивился, если бы сейчас из пустого, казалось бы, храма вышел старый мудрец, учивший их местному языку и на чистом кастильском произнес: «Ну вот ты и узнал нашу тайну. Теперь скрываться больше незачем. Ты видишь, мы поклоняемся дьяволу, и он дает нам власть над миром. Давно мы готовили вас для великой жертвы. Ведь эти дикари — всего лишь бедные язычники, и нашего повелителя не удовлетворить такими подношениями. Что может для него быть более желанным, чем сердца двух добрых христиан». После этого индейцу стоило бы лишь позвать воинов, ожидающих на полпути к вершине пирамиды, чтобы они помогли в принесении кровавой жертвы.
— Себастьян, по-моему, настал момент убираться из этого проклятого богом места. Это же Содом и Гоморра воедино. Тут молятся дьяволу. Нужно уходить. Прорубаться, если не окажется другого выхода.
— С ума сошел?! Вокруг тысячи дикарей. Далеко ли мы убежим?
— Оставаясь здесь, мы рискуем куда большим. Нужно думать уже не о спасении жизней, пришло время позаботиться о спасении наших душ. Оставаясь среди дьяволопоклонников, мы навечно будем осуждены гореть в аду.
— Слушай, давай богословские диспуты оставим для более благоприятных времен, — не на шутку разозлился Себастьян. — Вот окажемся на Кубе и тогда расспросим священника, как бы нам очиститься от греха. Пока же нужно вести себя естественно.
Гонсалес вернулся обратно к храму. Там стену украшал огромный барельеф — изображение воина в страшной маске. Больше всего он напоминал ту небольшую золотую статуэтку, выигранную молодым человеком когда-то в карты в родной Севилье. Разве не та блестящая фигурка, удивлявшая своей необычностью, в итоге подвигла Фернана отправиться на поиски приключений? Сама безделушка прямо сейчас оттягивала пояс справа, лежа в кошеле. Гонсалес смотрел на раскрашенную известняковую маску, и в душе шевельнулось навязчивое, хотя и абсурдное подозрение. Казалось, иссиня-черные зрачки каменных глаз смотрят прямо на него с легкой насмешкой, как бы спрашивая: «Ну и чего ты добился? Захотел удивительных чудес? Славы? Я нашел способ заманить тебя на свою землю, туда, где я полновластен. Отсюда тебе никогда не выбраться».
И вот тут ужас внезапно отступил. Фернан встряхнул головой, отгоняя мрачные мысли. Разве так пристало вести себя испанскому кабальеро? Впадать в панику и предаваться унынию? Разве не в поисках приключений он отправился в Новый Свет? Разве не мечтал о подвигах, опасностях, испытаниях? Он вспомнил последние недели и со стыдом понял, что вконец разленился. Роскошный дворец, слуги, прекрасная любовница. Всего этого у него хватало и дома, в Севилье. Стоило ли переплывать океан, чтобы вести здесь такую же праздную жизнь? Если здесь царство Сатаны, то значит, у него появился, наконец-то, достойный противник! Не эта каменная маска, с издевкой кривящая толстогубый рот. А сам дьявол, губящий темные и доверчивые души местных дикарей. Если сам Фернан мечтает сравняться славой со своим знаменитым предком Алонсо Гонсалесом, то нужно радоваться испытаниям, выпадающим на его долю. Сейчас следует успокоиться и думать над тем, как бы уничтожить эту дьявольскую веру.
Испанцы двинулись вниз. Никто их не задерживал. Город жил привычной жизнью. Люди спешили по своим делам. Ремесленники работали в мастерских, носильщики сновали туда-сюда. Но все же конкистадоры никогда больше не чувствовали себя здесь в безопасности.
9. Планы побега
Сначала Фернан хотел организовать побег в первую же ночь. Осторожно снять кинжалами охрану и раствориться во тьме в надежде, что погоня их не обнаружит. Наивный и поспешный план, порожденный желанием покинуть этот кошмарный для европейцев город. Гонсалес рвался как можно скорее пробраться через джунгли, выйти к морскому берегу и попытаться доплыть до Кубы. А там, рассказав губернатору обо всех виденных здесь ужасах, уговорить его снарядить экспедицию для искоренения этой кровожадной религии.
Себастьян не знал, радоваться ли ему или огорчаться. Он, конечно, хотел, чтобы Фернан готовился к побегу, но не так же быстро. У испанцев не было ни запасов еды, ни местных денег, кроме тех перьев, которые украшали их наряды. И, самое главное, им все еще очень не хватало знаний. Об окружающем мире, о том, какие трудности придется преодолеть, какие плоды можно есть и каких тварей опасаться. Поэтому Риос употребил все красноречие для того, чтобы остудить пыл своего молодого друга. Они решили повременить и собрать пока как можно больше сведений.