Закат Пятого Солнца
Шрифт:
Пирамиду венчала широкая площадка, на краю которой стояло несколько человек. И снова перья, маски, украшения, раскрашенные тела. Все, как будто, снова повторялось… Острый взгляд Гонсалеса с некоторым удивлением узнал среди вознесшихся над толпой того самого толмача, который учил их местному наречию. Интересно, кто же он такой? Люди внизу постепенно смолкли, даже музыка медленно угасала, пока не оборвалась прощальным взвизгом флейты.
Все взгляды устремились на площадку. Фернана успокаивало, пожалуй, лишь то, что там не оказалось никакого камня, на который человека можно положить и вырезать сердце. Один из стоящих наверху разодетых индейцев разразился тирадой. Голос его звучал мощно, воистину громогласно. Казалось, что этот рев, сравнимый с рокотом огромного
Хотя испанцы и не понимали, о чем эта проповедь, но все же, охваченные любопытством, они подходили все ближе и ближе. Совсем скоро Фернан и Себастьян оказались у самого подножия пирамиды. Ряд крутых гранитных ступеней, резко поднимающихся вверх, достигал верхней площадки, которая возвышалась над землей примерно на полсотни локтей. Вскоре оратор умолк и застыл на месте.
В этот момент зазвучал голос другого мужчины, стоящего наверху. Он ограничился буквально несколькими словами, встреченными настоящим восторгом слушателей. В их ликующих криках потонуло окончание речи. Индеец этот развернулся и отошел вглубь площадки, на несколько секунд пропав из поля зрения. Но через какое-то мгновение он снова показался на глаза. Разогнавшись, он добежал до края и с коротким вскриком прыгнул в пустоту.
Фернан замер, прикипев глазами к падающему человеку. Вытянувшись, раскинув руки крестом, тот летел вниз на каменные ступени. Все тело его казалось странно застывшим. Он не размахивал ладонями, не дергал ногами, не тряс головой. Лишь перья в волосах и за плечами испуганно и мелко дрожали под напором встречного воздуха. Острые грани ступеней приближались…
Человек тяжело рухнул грудью и лицом на каменные зубы лестницы. Тело его мгновенно оказалось смято, вдавлено страшным ударом в гранит. Мускулистая, натянутая как струна фигура, чуть ли не в один момент стала бесформенной и покатилась дальше изломанной кучей костей, отмечая свой путь кровавыми пятнами. Оглушительный рев зрителей заглушил звук удара.
Фернан обнаружил, что и сам он кричит изо всех сил, что отмерила природа его голосу и легким. Вплетая свой вопль в многоголосый вой толпы, он пытался хотя бы так облегчить весь свой ужас и непонимание происходящего. Не в силах сдерживаться, он орал на одной ноте, выплескивая негодование, удивление и протест.
“Да что же такое здесь происходит?! Что это за чертовы пирамиды, на которых вечно гибнут люди? И почему их смерть вызывает такой восторг дикарей?”
Мысли теснились в голове и найти ответы не удавалось. Ошеломленный и негодующий Фернан с радостью сейчас выхватил бы меч и зарубил виновного. Но проблема-то как раз в том, что наказывать оказалось некого. Кто все затеял и с кого спрашивать ответ? Эта искореженная туша, которая только что неуклюже рухнула на землю в нескольких шагах от него, ответить уж точно не могла. Он своими глазами видел, что человек прыгнул с площадки самостоятельно. Но зачем он это сделал? Да что это за дьявольское место?!
Фернан оглянулся на своего друга. Себастьян стоял как вкопанный, и на лице его читалось такое же безмерное удивление, в каком пребывал и сам Гонсалес. Он не мог найти никакого разумного объяснения увиденному. Но почти сразу же изумление сменилось обеспокоенностью, стоило ему увидеть шокированное лицо Фернана. Себастьян искренне надеялся, что другу хватит выдержки не наделать глупостей. Будучи не в состоянии объяснить себе логику произошедшего, они с крайне изумленным видом уставились друг на друга.
В это же время к телу погибшего индейца подбежало несколько человек. Они подхватили его и сноровисто потащили куда-то в сторону. Почти в то же
Фернан решил во что бы то ни стало разобраться в сути этих сводящих с ума ритуалов. Он отлично понимал, что в таком шуме и гомоне поговорить невозможно, потому взял девушку за руку и потащил за собой. Следом потянулся Себастьян со своей наложницей, слуги и воины почетного эскорта. Фернан, слишком взбудораженный, бесцеремонно расталкивал всех, кто оказывался у него на пути до тех пор, пока ему не удалось выбраться на более открытое место. Он огляделся по сторонам. Толпа все так же роилась у подножия пирамиды — видимо, зрелища на сегодня еще не закончились.
Чика, присмирев, тревожно смотрела на него. Ее праздничное настроение таяло, улетучивалось с каждой секундой. В темных глазах читались настороженность и недоумение.
— Что это было? — Фернан ткнул пальцем в сторону пирамиды. — Зачем он прыгнул?
Девушка лишь озадаченно хлопала глазами, совершенно не понимая, чего добивается от нее Гонсалес.
— Фернан, ты ее напугал! — вступил в разговор Себастьян. — Она, похоже, и близко не поняла, о чем ты спрашиваешь.
Ближайшие несколько минут испанцы потратили на попытки найти с девушками общий язык. Пантомима, жестикуляция, немыслимая смесь испанских и индейских слов, которую то Фернан, то Себастьян, не сдержав раздражения, прерывали потоком ругательств… После столь длительных, хотя и весьма сумбурных объяснений испанцы пришли к выводу, что теперь-то они уже окончательно ничего не понимают. Единственное, в чем они убедились наверняка, так это то, что самоубийца прыгнул сам, по своей воле.
За время этих переговоров воины из эскорта находились неподалеку и, блюдя достоинство, стояли невозмутимо, лишь иногда перебрасываясь меж собой короткими фразами. В беседу с пленниками не вступали. Один из слуг — подвижный, непоседливый и болтливый малый — решив, что уж он-то сумеет ответить на терзавшие чужеземцев вопросы, вклинился в разговор. Было это весьма кстати — Фернан, доведенный до белого каления, уже с трудом себя контролировал. Так что несвоевременное вмешательство постороннего оказалось как нельзя более вовремя. Дав тому увесистый подзатыльник, чтобы не лез в чужую беседу, и, спустив немного пар, Гонсалес слегка пришел в себя. Остальные слуги, увидев такую систему поощрений, решили не вмешиваться со своими объяснениями и отошли немного в сторону, где принялись терпеливо ждать конца спора.
Чика к тому времени отчаялась растолковать непонятливым испанцам суть произошедшего. Решив, что будет лучше, если они все увидят своими глазами, она схватила Фернана за запястье и решительно потащила за собой. Роли поменялись — теперь девушка шла вперед, а он следовал за ней. Сопровождавшие их воины, опять-таки не проявив никаких признаков раздражения или неудовольствия, двинулись следом. Так они прошли мимо подножия пирамиды, где совсем недавно разбился человек и проследовали дальше.
Совсем скоро их маленькая процессия остановилась возле здания, перед которым стояло несколько глиняных чанов с водой. Жадное пламя лизало их пузатые бока и вода совсем уже собралась закипеть. Но внимание испанцев привлекла отнюдь не эта кухня под открытым небом. Между чанами лежала невысокая, всего-то до колена взрослому человеку, каменная плита. А на ней покоилось тело погибшего в результате падения мужчины. Вокруг него сгрудилось несколько индейцев. Они слаженно и со знанием дела разделывали труп кремневыми ножами. Видно было, что занятие для них не новое. Работали обстоятельно, без лишней суеты, уверенно кромсая плоть, и постепенно отделяли ее от костей. Куски мяса они тут же отправляли в плавание в чаны, а кости складывали отдельно, на другую каменную плиту меньшего размера.