Закат
Шрифт:
Закат зло оскалился на мгновение, но тут же успокоился. Даже улыбнулся. То, что его не собирались награждать, означало, что глупая на первый взгляд выходка сработала.
Пай едва не налетел на своего внезапно остановившегося Заката.
— Будем ночевать здесь. Распрягай Дьявола.
Тот огляделся. Они стояли на краю крохотной полянки, чьим единственным достоинством была разлапистая ель, которая могла с горем пополам защитить от дождя, случись ему начаться. Привыкший к обычной удаче своего господина шут ожидал большего, но вопросов задавать не
— Ты умеешь охотиться? — если бы у них был лук или арбалет, Закат смог бы подстрелить дичь, но о силках знал только, что они существуют и ими в принципе можно поймать зайца на ужин. Увы, у шута отношения с охотой были не лучше:
— Нет, господин. Но я припас немного хлеба и яблок. А еще кремень, веревку, нож… — Первое яблоко, извлеченное из полотняной торбы, тут же отобрал конь, раскусил, сочно хрупая. Пай отмахнулся от наглеца, спасая остальные продукты, Закат только хмыкнул, погладил коня по бархатистой шее, забрал сумку.
— Давно готовился?
Шут испуганно помотал головой. Будь на его колпаке бубенцы — звенели бы на весь лес.
— Что вы, господин, я вовсе не…
— Молодец.
Пай понурился. Конечно, он готовился. Шутка ли — десять лет жили без бед, дольше не бывало! Что-то должно было случится, не рыцари, так какой-нибудь мальчишка, больной бабкой науськанный, напал бы со спины. Так всегда было, так должно было быть, и от того, что за эти годы господин не провел ни одного кровавого ритуала, не сжег ни одну деревню, ничего не менялось.
Пай украдкой посматривал на своего господина, уже распотрошившего котомку и грызущего второе яблоко. Тот почувствовал взгляд, поднял голову, кинул шуту пару яблок, которые тот поймал на лету.
— Не вздумай короновать меня во сне.
— Что вы, я бы никогда… — слишком поспешно возмутился слуга.
— Не лги мне, Пай.
Шут оскорбленно вздернул подбородок. Дожевав яблоко, Закат требовательно протянул руку.
— Отдай корону.
Пай опешил. На мгновение его лицо засияло улыбкой, затем сморщилось в гримасе обиды, когда он уловил ход мыслей своего господина. Все это было так явно и просто, что Закат рассмеялся.
— Отдай. Все равно не удержишься, сделаешь глупость.
Шут сидел на месте, не шевелясь, и пришлось самому разыскивать корону в телеге. В сумерках она казалась странным черным пятном, тьмой среди тьмы. Подхватив ненужный символ власти, Закат расстелил плащ на ковре иглицы у корней дерева и вытянулся на нем, подложив под голову изрядно отощавшую котомку.
— Господин, мне больно смотреть, как вы сдаетесь, — в голосе Пая слышалось отчаяние.
Закат удивленно обернулся к нему, переспросил:
— Сдаюсь? — и усмехнулся, изучая печальную физиономию слуги. — О нет, Пай, я вовсе не сдаюсь. Мне всего лишь надоело умирать.
— Разве это не значит сдаться? — не понял тот.
— Нет. — Закат зевнул, прикрыв рот ладонью. Уже совсем стемнело и тело явно напоминало, что смерть не заменяет сон. — Я объясню тебе завтра. А пока поверь своему господину. Я не сдаюсь. Но и Темным властелином быть больше не намерен.
***
— Твое последнее слово?
— Тебе не победить, Темный!
Смех. Низкий, вибрирующий, от которого верные слуги бледнеют и отворачиваются. Но не он. Израненный мужчина с петлей на шее смотрит прямо и честно, обещая своему врагу смерть — не озлобленно, не из мести, лишь потому, что считает это справедливым.
Даже когда из-под ног у него выбивают колоду и спустя несколько нескончаемо долгих мгновений безжизненное тело замирает на виселице, он остается Героем.
***
На следующий день они вышли к деревне — всего десяток дворов, сбегающие к реке огороды, мельница на невысоком холме. В утреннем свете хлеба на окрестных полях переливались золотом, вилась меж них отходящая от дороги узкая колея, спускалась в низину, к щербатому частоколу и распахнутым воротам.
Закат шагал по ней, не слишком торопясь. Тело ныло, привыкшее спать на чем-то более ровном и теплом, чем земля, но это казалось меньшей из проблем. Множество вопросов, проснувшихся на рассвете вместе с ним, толкались в голове. Как отнесутся крестьяне к странным путникам? Не проезжали ли здесь рыцари? Сколько можно выручить за телегу? Что лучше, продать коня или купить седло? И наравне с ними фоном, постоянно зудящей мухой — узнают ли в нем бывшего Темного властелина?
— Господин… А в полях никого.
Задумавшийся Закат поднял голову. И верно, среди высоких колосьев не было видно ни одного человека.
— Празднуют, — хмыкнул он. — Они бы и в разгар страды дела бросили ради такой радости.
Шут открыл было рот переспросить — он не помнил деревенских традиций, но прикусил язык. Конечно, у жителей окрестных деревень был повод для праздника — смерть Темного властелина.
Они пришли в деревню в самый разгар пиршества, и их тут же утащили за стол, наскоро сколоченный из неструганных досок и установленный прямо посреди улицы, напротив дома старосты. Праздновать здесь начали только этим утром, увидев белый флаг над черным замком — раньше опасались спугнуть удачу рыцарей. Закат лишь усмехнулся, услышав этот рассказ из уст старосты. Они могли бы закатить пир хоть на неделю раньше, Темного властелина это бы не спасло. Он слишком долго сидел на троне, и рок, вечно нависающий над ним, больше не мог ждать.
— Садитесь, ешьте! Большой праздник ведь, всех прохожих угощать положено.
«Положено» царапнуло ухо, громыхнуло колесом в глубокой колее. На мгновение он увидел то, что на самом деле было положено — черный кинжал, входящий в глазницу старосты, блестящую корону на голове проезжего гостя. Он мог бы начать отсюда.
Закат улыбнулся, пытаясь придать лицу не слишком зловещее выражение.
— Благодарю вас, староста. С радостью присоединюсь к празднику.
Шут за спиной только пискнул от ужаса.