Закат
Шрифт:
В качестве причины был назван ядерный терроризм, и многие стали показывать пальцами на Пакистан. Пакистан отверг любые обвинения, в то время как заседание кабинета министров Израиля, последовавшее за чрезвычайным созывом кнессета, было расценено как военный совет. Сирия и Кипр потребовали международного осуждения Израиля, равно как возмещения причиненного им ущерба, а Иран объявил, что вампирское проклятие – явно еврейского происхождения.
Президент и премьер-министр Пакистана, посчитав, что авария на АЭС послужит Израилю предлогом для начала военных
Израиль реализовал свой потенциал второго удара и ответил тем же.
Иран произвел бомбежку Израиля и немедленно объявил о своей победе. В ответ Индия выпустила ракеты с пятнадцатикилотонными боеголовками по Пакистану и Ирану.
Северная Корея, подстегнутая страхом чумного заражения, равно как затяжным голодом, ударила по Южной Корее, и ее войска перешли через тридцать восьмую параллель.
КНР позволила себе вступить в этот конфликт, пытаясь отвлечь мировую общественность от катастрофической аварии на китайском реакторе.
Ядерные взрывы спровоцировали землетрясения и извержения вулканов. Последние выбросили в атмосферу несметное количество пепла, а также колоссальные объемы сернистого ангидрида и углекислого газа.
Горели города, пылали нефтяные поля, пожирая ежедневно миллионы баррелей нефти, и людям не удавалось погасить бесчисленные пожары невиданной силы.
Эти дымовые трубы безостановочно посылали в атмосферу, и без того перенасыщенную пеплом, чудовищные черные клубы; аэрозоли разносились по всей планете; потеря солнечного света на поверхности Земли доходила до восьмидесяти-девяноста процентов.
Планета все глубже и глубже пряталась за леденящим капюшоном сажи.
Не осталось ни одного человеческого поселения, которое не испытало бы на себе воздействия этого черного колпака; нарастал хаос, но вместе с ним росла и уверенность в скором вознесении праведных. Города превратились в ядовитые тюрьмы, автомагистрали – в бесконечные свалки машин. Границы США с Канадой и Мексикой были закрыты; нелегалов, пересекающих Рио-Гранде, встречал мощный заградительный огонь. Но даже этих пограничных мер хватило ненадолго.
Над Манхэттеном недвижно висела тяжелая радиоактивная туча; небо на какое-то время обрело темно-красный цвет, но вскоре сажа, скопившаяся в атмосфере, и вовсе перекрыла солнечный свет. Наступившие сумерки казались каким-то театральным эффектом – ведь в то время суток, которое еще недавно называлось «светлым», часы по-прежнему исправно показывали день, – однако это был не театр, а самая настоящая реальность.
У береговой линии океан стал серебристо-черным – это в воде отражалось небо. Затем наступила пора пепельных дождей. Осадки сами по себе не убивали, просто все вокруг становилось черным. Наконец стихли последние сигналы тревоги, и из подвалов повалили орды вампиров, чтобы заявить права на мир, который они теперь считали своим.
Тоннель Норт-Ривер
Фет наконец нашел Нору. Она сидела на рельсах в недрах тоннеля под Гудзоном. Рядом спала ее мама, положив голову на колени дочери, а Нора, оберегая сон больной женщины, тихонько поглаживала ее седые волосы.
– Нора, – сказал Фет, садясь рядом. – Пойдем… Позволь мне помочь тебе… И твоей маме…
– Мариела, – прошептала Нора. – Ее зовут Мариела.
Не в силах более сдерживаться, она уткнулась лицом в плечо Фета и разрыдалась – по-простому, по-бабьи, завывая и сотрясаясь всем телом.
Вскоре вернулся Эф. Он обследовал соседний, идущий на восток ствол тоннеля в поисках Зака. Обессиленная, изнуренная Нора впилась в него глазами, полными боли и надежды, и даже попыталась было встать, но побоялась растревожить маму.
Эф снял монокуляр ночного видения и покачал головой. Никаких результатов.
Василий чувствовал напряженность между Эфом и Норой. Каждый из них был опустошен горем, да так, что и словами не выразить. Крысолов знал, что Эф не винит Нору: вне всякого сомнения, в сложившихся обстоятельствах она сделала для Зака все, что могла. И вместе с тем Василий ощущал: потеряв Зака, Нора потеряла и Эфа.
Фет еще раз рассказал Эфу и Норе, почему Сетракян отправился в Локаст-Велли в сопровождении одного Гуса.
– Он сказал, чтобы я остался и пришел сюда. – Фет взглянул на Эфа. – Чтобы я нашел тебя.
Эф вытащил из кармана стеклянную фляжку – он наткнулся на нее в рубке буксирного катера, когда они уходили от вампиров по воде. Сделав хороший глоток спиртного, Гудвезер с яростью и отвращением окинул взглядом тоннель.
– Так вот они мы, – сказал он.
Фет почувствовал, что сидевшая рядом с ним Нора просто-таки взвилась, готовая выпалить что-то резкое. И тут пространство тоннеля начало заполняться доносящимся издалека ревом. Василий не сразу распознал его источник: неумолчный свист в поврежденном ухе мешал правильно воспринимать звуки.
Какой-то двигатель. Сильный мотор. Грохот приближался – словно сам ужас рокотал в длинной каменной трубе.
Появились стремительно надвигающиеся огни. Невозможно, чтобы это был поезд. Или все же возможно?
Два слепящих пятна. Фары. Автомобиль.
Фет, готовый ко всему, выхватил меч. Большая машина остановилась прямо перед ним. От езды по рельсам ее толстые шины превратились в лохмотья; последнюю сотню метров черный «хаммер» с грохотом несся на голых ободьях.
Решетка радиатора побелела от вампирской крови.
Из машины вылез Гус. Его голова была повязана синей банданой.
Фет метнулся к противоположной дверце, высматривая пассажира.
«Хаммер» был пуст.
Гус понял, кого ищет Василий, и покачал головой.
– Выкладывай, – приказал тот.
И Гус выложил. Рассказал все, в том числе и то, что оставил Сетракяна на атомной электростанции.
– Как-как? Ты оставил его там? – переспросил Фет.
Гус улыбнулся, но улыбка его была как вспышка гнева.
– Он потребовал этого. То же самое было с тобой.