Закат
Шрифт:
Гус отшвырнул пустой контейнер. Выстрел был хорош. И взрыв тоже. Его свет будет озарять им путь к воде – к проливу Лонг-Айленд. Водный путь был самой быстрой и безопасной дорогой домой.
Именно это Гус и сказал Анхелю, но тут же по выражению лица старого драчуна, на котором играли отблески далекого пламени, понял: что-то изменилось.
– Я остаюсь, – сказал Анхель.
Гус попробовал объяснить рестлеру то, что и сам понимал довольно смутно:
– Вся эта поляна скоро взлетит на воздух. Атомная бомба как-никак.
– Я не могу сделать ноги посреди драки. – Анхель коснулся своего колена, показывая, что говорит не только в переносном, но и в буквальном смысле. – К тому же я бывал в таких местах.
– Когда это?!
– Ну, в моих фильмах. Я знаю, как бывает в конце. Злодей встречается лицом к лицу с правильным парнем, и кажется, что все, нашему кранты.
– Анхель… – сказал Гус.
Им нужно было убираться отсюда.
– Сначала наш проигрывает, а потом обязательно побеждает – но только в самую последнюю минуту.
Парень заметил, что в последнее время бывший рестлер стал очень рассеянным, и рассеянность эта только нарастала. Тяжелые бои с вампирами, осадное положение, в котором оказались Гус и его братия, измучили Анхеля; мысли его путались, а глаза отказывались видеть реальную перспективу.
– Здесь не победишь. Тем более такую тварь, как эта.
Анхель глубоко залез рукой в передний карман брюк и вытащил тряпицу, свернутую рулоном.
Ловко нацепив ее на голову, он развернул рулон, и на его лицо опустилась серебряная маска с прорезями для глаз и рта.
– Ты езжай, – сказал Анхель. – Дуй на остров, к доктору. Делай так, как сказал тебе старик. Я? Он про меня ничего не сказал. Нет у него для меня плана. Так что я остаюсь. Драться буду.
Гус усмехнулся. Ему нравилась храбрость этого сумасшедшего мексиканца. И он впервые – действительно впервые за все время – понял Анхеля. Гус понял все – силу, отвагу, смелость этого старика. Ребенком Гус пересмотрел по телевизору все фильмы с участием рестлера. По выходным их показывали бесконечным циклом. А теперь он стоял рядом с этим героем.
– Какое все же гребаное место этот мир! – Гус с горечью взглянул на рестлера.
– Но другого у нас нет, – кивнул Анхель.
Гус почувствовал прилив необыкновенной любви к своему несчастному, затраханному соотечественнику. Идолу его детских телевизионных бдений. Глаза Гуса наполнились слезами. Он положил руки на плечи стоявшего перед ним гиганта и воскликнул:
– Que viva el 'Angel de Plata, culeros! [44]
– Que viva! – отозвался Анхель.
44
Да здравствует Серебряный Ангел, козлы! (исп.)
С этими словами Серебряный Ангел повернулся и, прихрамывая, направился к обреченной атомной станции.
В главном щите аварийные огни полыхали вовсю, но гудки сирены, надрывавшейся снаружи, здесь слышались довольно слабо. Приборы на панели управления бешено мигали, призывая человеческие руки наконец-то взяться за дело.
Сетракян стоял на коленях неподалеку от неподвижного тела Айххорста.
Голова Айххорста закатилась почти в самый угол. Стекло одного из карманных зеркал Сетракяна треснуло, и он давил стремящихся к нему червей серебряной подложкой. Другой рукой Сетракян пытался собрать сердечные таблетки, но шишковатые пальцы и артритные суставы никак не хотели подчиняться, и собрать пальцы в щепотку ему не удавалось.
Внезапно Сетракян осознал, что в зале есть еще кто-то – кто-то, чье присутствие словно еще больше зарядило и без того наэлектризованную атмосферу помещения. Никаких клубов дыма, никаких громовых раскатов – воздействие было чисто ментальное, но оказалось куда сильнее любых сценических эффектов. Сетракяну не нужно было поднимать голову, чтобы понять: явился Владыка, – и все же он перевел взгляд с пола на эту зловещую фигуру, охватив ее всю – от кромки темного плаща до властного, высокомерного лица.
Верхний слой плоти осыпался почти полностью, обнажив подкожный слой. Лишь несколько лоскутков испепеленной солнцем дермы чудом держались на теле. Перед Сетракяном стояло багрово-огненное чудовище, кое-где заляпанное пятнами черной грязи. Глаза Твари неистово пламенели, источая самый кровавый из всех оттенков красного. Плоть ходила рябью от циркулирующих под ней червей – казалось, то дергались и извивались ожившие нервы монстра, охваченные безумием.
Дело сделано.
Прежде чем старик как-то отреагировал, Владыка ухватился за рукоятку меча – набалдашник в виде волчьей головы – и стал ее рассматривать. Тварь держала серебряное лезвие так, как человек держал бы в руках раскаленную добела кочергу.
Этот мир мой.
Неуловимым движением Владыка переместился в пространстве – его фигура расплылась в воздухе черной кляксой – и поднял с пола деревянные ножны, лежавшие рядом с Сетракяном. Он соединил две части главного оружия старика, погрузив лезвие в полость трости, закрепил клинок внутри, резко повернув обеими руками набалдашник и ножны в разных направлениях.
Затем он упер наконечник жезла в пол. Конечно же, огромная трость была для него в самый раз – ведь когда-то она принадлежала Сарду, человеку гигантского роста, в теле которого Владыка пребывал до сих пор.
Ядерное топливо в активной зоне реактора начинает перегреваться и плавиться. Эта станция была построена с соблюдением всех современных мер предосторожности, однако автоматика, обеспечивающая герметичность защитной оболочки реактора, только лишь откладывает неизбежное. Расплавление активной зоны все равно произойдет, и, таким образом, место происхождения шестого Патриарха – последнего остающегося в бытии члена моего клана – будет заражено и уничтожено. Давление пара возрастет, последует катастрофический взрыв реактора, в результате чего над этим местом встанет гигантский столб продуктов горения, которые выпадут в виде радиоактивных осадков.