Заказное убийство (сборник)
Шрифт:
Что стряслось с моим плечом? Я попыталась сосредоточиться, от этого головная боль усилилась. Зато я вспомнила. Автомобиль. Тормоза. Передо мной на дорогу вынесло какой-то автомобиль. Остальное я не помню. Должно быть, врезалась в другую машину. Хорошо, хоть ремни безопасности были пристегнуты. Удалось ли выжить тем, кто сидел в другой машине?
Я ощутила приступ ярости. Нужно немедленно поговорить с полицией! Я все им расскажу: и про Филлипса, и про Бледсоу, и про Бемиса, и про нерадивого охранника возле элеватора.
В палату вошла
– Вы очнулись? Очень хорошо. Измерим температурку.
– Не хочу никакой температурки! Мне нужно поговорить с полицией.
Медсестра ослепительно улыбнулась, не обращая на меня ни малейшего внимания.
– Откроем ротик.
Она стала совать мне в рот термометр.
Я ярилась все больше. Особенно раздражала меня собственная беспомощность и то, что медсестра меня игнорирует.
– Я вам и так скажу, какая у меня температура. С каждой секундой она поднимается все выше! Будьте так любезны, вызовите полицию.
– Не будем нервничать, успокоимся. У нас небольшое сотрясеньице мозга.
Медсестра запихнула-таки градусник мне в рот и стала щупать пульс.
– Доктор Хершель придет попозже. Если она решит, что вам уже можно разговаривать, беседуйте себе на здоровье с кем угодно.
– Кроме меня, кто-нибудь остался в живых? – пробубнила я с термометром во рту.
– Об этом вы тоже спросите доктора Хершель.
Я закрыла глаза, а сестра записала в карту какую-то жизненно важную статистику. Пациент продолжает дышать. Сердце бьется. Или что-нибудь в этом роде.
– Какая у меня температура?
Никакого ответа.
Я открыла глаза:
– Какой пульс?
Опять без ответа.
– Черт подери, ведь это мой организм! Скажите мне, что в нем происходит!
Медсестра удалилась, чтобы сообщить новость: пациент жив и гневается. Я закрыла глаза и вовсю предалась гневу. Но сил пока было мало, и вскоре я снова уснула.
Когда я проснулась в третий раз, голова была уже совсем ясной. Медленно, с трудом, я уселась и осмотрела свое тело. Первая проблема – плечо. Колени тоже обмотаны бинтами – должно быть, ссадины. Правая рука вся в синяках. Рядом с кроватью стоял столик с зеркалом и телефоном. Надо было не орать на медсестру, а как следует осмотреться. Я взглянула в зеркало. Верхняя часть головы вся в бинтах. Судя по всему, поверхностная травма. Этим и объясняется головная боль. Хотя я не помню, чтобы ударялась головой. Глаза налиты кровью, но лицо не тронуто. Слава Богу, к сорока годам я еще сохраню свою небесную красоту.
Я сняла телефонную трубку и зажала ее подбородком. Пришлось немного покрутить рычаг, чтобы поднять кровать – ведь моя левая рука была подвешена к потолку. Острая боль пронзила левую часть тела, но я решила не обращать на неприятности внимания. Набрала номер телефона Мэллори. Понятия не имела, который час, но мне повезло – лейтенант оказался на месте.
– Вики, только не вешай мне лапшу на уши. Мак-Гоннигал сообщил мне, что ты суешь нос в дело Келвина. Немедленно
Как приятно было послушать брюзжание Бобби.
– Бобби, ты не поверишь, но я в госпитале.
На противоположном конце провода воцарилось молчание – Мэллори переваривал информацию.
– Представляешь? В госпитале Биллингса... Кто-то пожелал от меня избавиться. Чтобы я не совала нос, как ты выразился. Вчера, когда я была в порту. Этот кто-то испортил мне тормоза и управление. А может быть, и не вчера? Какой сегодня день?
Бобби проигнорировал мой вопрос.
– Перестань, Вики, не морочь мне голову. Что именно произошло?
– Поэтому я тебе и звоню. Надеюсь, ты сумеешь выяснить. Я возвращалась домой. Было половина одиннадцатого, может быть, одиннадцать. Вдруг тормоза полетели к черту, руль отказал, и я врезалась в седан. Думаю, самосвал, который ехал сзади, выкинул этот автомобиль на полосу передо мной.
– Ерунда какая-то. Почему бы тебе не сидеть дома, не обзавестись семьей. Вечно ты попадаешь в какие-то поганые истории!
Бобби старается не использовать слишком сильных выражений, когда разговаривает с женщинами и детьми. И хоть я выполняю совсем не женскую работу, для него я все равно женщина.
– Не получается, Бобби. Неприятности сами гонятся за мной.
Лейтенант фыркнул.
– Вот лежу тут с вывихнутым плечом и сотрясением мозга, – жалобно сказала я. – Теперь я вообще ни на что не способна. Не могу совать нос в чужие дела, семьей обзавестись тоже не могу. Во всяком случае, в настоящий момент. Но очень хотелось бы узнать, что случилось с моей машиной. Ты не можешь выяснить, кто подобрал меня с Дэн Райан и осмотрен ли мой автомобиль?
Бобби тяжело запыхтел.
– Наверно, могу. Госпиталь Биллингса, говоришь? Какой у тебя номер телефона?
Я посмотрела на аппарат и продиктовала ему номер. Потом все-таки спросила, какой сегодня день и сколько времени. Оказалось, что пятница, шесть часов пополудни.
Лотти, наверное, вернулась в свою клинику, находящуюся в северном Чикаго. В моих водительских правах, в графе «кого известить в случае аварии», значится ее имя. Лотти – мой личный врач. Я подумала, что надо будет с ней потолковать – может быть, она поможет мне пораньше выбраться из этого узилища.
В дверь просунула голову пожилая медсестра:
– Как у нас дела?
– Лучше, чем у других. Когда вернется ваш доктор Хершель?
– Часов в семь. – Медсестра измерила мне пульс. Ее интересовало только одно – чтобы сердце пациента продолжало биться. Серые глазки на красном лице сияли бессмысленным оптимизмом. – Вот и славненько. Сейчас мы гораздо сильнее, чем несколько часов назад. А плечико у нас болит?
Я сурово посмотрела на нее:
– У меня не болит. У вас – не знаю.
Еще не хватало, чтобы меня начали накачивать обезболивающими. Вообще-то плечо отчаянно ныло.