Заклинатель змей. Башня молчания
Шрифт:
Омар, изрядно уже хмельной, опечалился:
– Нет.
– Так много девушек в мире...
– Они, - усмехнулся Омар, - слишком... очеловечились. Та в наготе своей была бесподобна, а эти всю красоту видят в ярких тряпках и золотых украшениях.
– Может, еще найдешь.
– Вряд ли! И поздновато - старею.
– Хош!
– сказал Ораз.
Туркмены степенно, но не мешкая, поднялись...
Басар, скуля и визжа, заметался перед закрытой калиткой, Ораз, собственно, не был ему другом, добрым хозяином. Просто приятель, вроде бы покровитель. Хороший
– Тихо!
– прикрикнул на него Омар.
– Соседей обеспокоишь. Знаешь, какие они? Хуже волков, которых ты мастер давить. Помесь гиены с топором. Хвост тебе уже отрубили, теперь башку снесут...
Омар погладил его, успокоил. Пес прильнул к нему, как ребенок, брошенный своими, льнет к любому другому человеку, женщине или мужчине, если тот добр к нему.
Новый хозяин повел его в дальний угол двора, к отхожему месту:
– Сюда будешь ходить. Привыкай к порядку, ты степной дикарь, выросший на военных дорогах. Убирать за тобой я не стану.
Омар не очень-то жаловал животных. От них - вонь и грязь. От растений - прохлада, свежий воздух, запах приятный. Но нет растения, которое, как чуткий страж, берегло бы его сон, и, услышав ночью, как кто-то неведомый, чуть дыша, лезет через ограду, затаилось и напало в нужный миг.
Без собаки ему не обойтись.
Басар сразу освоился с новыми порядками. Омар похвалил его:
– Молодец! Понятлив, собачий сын. Чего не скажешь о некоторых людях. Пройди по садам, - любой тенистый, тихий уголок загажен.
Он, бормоча, повел собаку в жилье.
– Вот, говорят, человек по природе своей благороден, чист и честен. Но возьмем, друг Басар, малых детей. Благородству, чистоте и честности их надо учить. На каждом шагу. А рвать, ломать, лгать, воровать, грязь разводить и драться - учить их не надо. Они сами все это умеют. От рождения. Как это понимать?
Он оставил дверь приоткрытой, указал Басару в прихожей на толстый войлок у порога:
– Здесь твое место. Ложись.
Басар послушно лег, положил голову на лапы. Пес печальными глазами следил за Омаром, который, слегка покачиваясь, слонялся из угла в угол и разговаривал сам с собой:
– Не всех воспитание делает хорошими! Если хороший человек - всего лишь продукт воспитания, это искусственный человек. А природные задатки? Если у кого короткие пальцы, которыми он не может охватить гриф рубаба, он никогда не станет музыкантом. Понятно, ваше степенство «миршаб», владыка ночи? Волки от вас бегут, а блохи - нет. Сосут вашу кровь за милую душу. Каждому свое. Ну, «хош»! Будем спать...
При слове «хош» Басар, привыкший к тюркским военным командам, вскочил и отправился во двор нести караульную службу.
Один из дворцовых служителей Аргуша, местный житель, был, как стало известно потом, связан с ворами. Он сообщил дружкам, что поэт Омар Хайям получил в Цитадели пятнадцать тысяч динаров чеками и две тысячи - наличными.
Но, оставаясь внутри помещения, он не узнал, что туркмены подарили поэту и большую собаку...
У воров нет совести. Взывать к их человечности - труд совершенно напрасный. Если б у них была совесть, они бы ворами не сделались. Тем не менее они называли себя «джаванмардами», то есть «благородными».
Но находился среди них один молодой, еще не совсем испорченный. Он только входил во вкус легкой жизни, и дым курений не окончательно вытеснил из его головы заветы отца и матери. Он сказал:
– Нехорошо. Все-таки - поэт.
– Э! Мы этого поэта сколько раз раздевали пьяного и деньги у него отбирали. Ничего с ним не стряслось. Живучий. Подумаешь, поэт. Чем мы хуже?
– Нет, нельзя. Стыдно! Мы сами читаем его стихи наизусть, восхищаемся, удивляемся: как обыкновенный человек, такой, как мы все, может так писать? И вдруг полезем ночью к нему домой, чтобы ограбить. Я не пойду.
– Как хочешь! Мы пойдем вдвоем с Ахмедом, - сказал Мохамед.
– Две тысячи, которые Омар взял с собой, тут же разделим, а чеки, повременив, обменяем в Рее или Тебризе. По восемь с половиной тысяч за ночь - и не паршивых дирхемов, а полновесных золотых динаров... это богатство! Я дом куплю и женюсь на Зохре. И дочь ее будет моей...
– А ночная стража?
– напомнил Рахмет.
– Не смеши.
– А если Омар поднимет шум?
– Прикончим. Пикнуть не успеет.
Нет, не пришлось ему дом купить. И Зохре, как была, так и осталась разведенкой. И юная дочь ее досталась другому... В их руках мерцали длинные ножи, и Басар догадался - враги.
– Дверь открыта, - шепнул один другому.
Пес выждал, когда они, мягко спрыгнув с ограды, взойдут на лестницу. И здесь, в удобном месте, с ревом бросился на них. Один сразу свалился вниз, другой стал отбиваться пинками и отмахиваться ножом. Но Басар был привычен увертываться и от конских копыт, и от копий и вражеских сабель, - не раз, вместе с хозяином, бывал в рукопашных стычках.
И не раз в степных поединках, схватив матерого волка за шею, рывком вскидывал вверх - и ударял о землю. И в частых драках с другими собаками всегда выходил победителем. Редкий пес. Грозный пес. Он вцепился разбойнику в ногу, стащил с лестницы и с хрустом перекусил ему руку. Затем накинулся на второго.
Ужас грабителей был неописуем. Они не ждали такого оборота. Откуда вдруг взялся этот проклятый пес?
– Мы пропали! Пропали...
В Нишапуре тьма бродячих собак. У них свои законы, своя иерархия. Ночью они ходят стаей и, встречаясь у мусорных свалок с другими стаями, вступают с ними в кровавую драку. За жирную кость, за место под холодной луной. Так что к их возне, к внезапному визгу и гвалту люди давно притерпелись. И не спешили вставать.
Но когда в темноте, вместе с лаем и рычанием, взметнулся истошный крик человеческий, соседи встревожились. К тому времени, когда они испуганно ринулись на улицу, и Омар, тяжело проснувшись, вышел на шум с дубинкой, и с дубинами в руках, оттуда, где Зеленый базар, прибежали стражники, Ахмед был уже мертв, - Басар перегрыз ему горло, а Мохамед - искалечен.