Заклинатель змей. Башня молчания
Шрифт:
Так родилось «Толкование трудностей во введениях к Эвклиду», одно из наиболее ценных произведений Омара Хайяма.
Но Омар не ограничился в этом трактате лишь доказательством пятого постулата. Во второй и третьей книге «Толкования» он разработал свое знаменитое учение о числах, противопоставив его античному. Отношение у него выступает как число - либо в старом, собственном, смысле, как целое, либо в новом, несобственном, как нецелое - дробное, не соизмеримое с единицей. Составление отношений не отличается более от умножения чисел, одинаковость отношений - от их равенства, отношения пригодны для измерения любых изучаемых величин.
Он положил начало
«Знай, что мы включили в этот трактат, в особенности в две его последние книги, вопросы весьма сложные, но мы сказали все, что к ним относится, согласно нашей цели. Поэтому, если тот, кто будет размышлять над ними и исследовать их, займется затем ими сам, основываясь на этих предпосылках... он приобретет знание с точки зрения разума».
Знание. С точки зрения разума. Именно разума! Как его не хватает человечеству.
Через «Изложение Эвклида» Ат-Туси, изданное в Риме в 1594 году, теория отношений Хайяма и его учение о числах попадут в Европу. Но это будет еще не скоро. Это будет через пять столетий.
...Прекрасной Зубейде, жене багдадского халифа Харуна ал-Рашида, одно платье из узорчатого шелка обошлось в пятьдесят тысяч динаров. Одно из сотен. На путешествие в Мекку и дары мечетям и служителям при них она истратила три миллиона. Дворец Зубейды был весь обставлен золотой и серебряной утварью, туфли усыпаны драгоценными каменьями. Она терпеть не могла обычных свечей, - ей делали их из амбры, источающей благоухание.
У вдовы по имени Разия, жившей в том же Багдаде, не было дворца, не было слуг и рабынь. И даже простых свечей у нее не водилось, худая коптилка и та не мигала в ее убогой хижине. Потому по ночам она пряла свою пряжу при свете луны.
Однажды в безлунную ночь по улице, где клонилась к земле лачуга вдовы, прошел с фонарем великий халиф. Разия, торопясь, схватилась за веретено, повернула его два раза и успела скрутить две нити. Халиф удалился, вдову ж одолело сомнение: имеет ли право она на эти две нити? Ведь спряла их при свете чужого светильника. Наутро бедняжка поплелась в тревоге к судье Ахмеду ибн-Ханбалю. Почтенный законник, до слез восхитившись ее бескорыстием, подтвердил, что на эти две добротные нити старуха прав никаких, к сожалению, не имеет и должна отдать их халифу. И, еще пуще умилившись, он объявил Разию святой, великой подвижницей благочестия... Мать Курбана никто не называл святой, хотя благочестием и честной бедностью эта вдова мазандеранская превосходила даже багдадскую Разию.
Вместо платья мать Курбана носила дерюжный мешок, сделав в нем дыру для головы и кое-как приладив рукава из рваных штанин, оставшихся после мужа. С ранней весны, едва подсохнет грязь, до поздней осени, когда уже на все садится иней, она ходила босой, в зимнюю стужу навертывала на ступни всякую ветошь. Питалась кореньями, дикими травами. Ее всегда палила жажда, ибо мать Курбана позволяла себе пить не чаще одного раза в день. Она была хилой и бледной, потому что избегала дышать полной грудью, боясь тратить воздух, принадлежащий богу и его наместнику на земле. Она никогда не зарилась на чужое. Более того, свое единственное кровное достояние, десятилетнего сына, дабы угодить аллаху, по доброй воле своей отвела в секту:
– Сына моего зовут Курбаном, то есть Жертвой. Пусть же он станет моей жертвой благому делу.
...Эх, мать!
Курбан бросил тесло, сунул руку в ледяную струю. Каменотесы трудились у ревущего потока, чтобы острый звон их орудий сливался с шумом воды и не досаждал повелителю. Ладонь - огромная багровая мозоль. Надоело! Курбан сел на камень и подставил руку под студеный ветер. Горит...
С тех пор, вот уже десять лет, Курбан не видел мать и ничего не знает о ней. С тех пор он живет в Аламуте. С тех пор рубит, тешет и режет камень. Его, камня, много нужно святому братству - чинить старые стены, строить новые, дабы закрыть неверным суннитам доступ в божью обитель.
Курбан всегда безмолвен. Он всегда по-странному задумчив. И никто не знает, о чем он думает. Поди, догадайся, о чем думает скорпион в расселине. Курбан и сам не сказал бы толком, что его угнетает. Откуда у него внутри это постоянное оцепенение.
Хотя в них, его смутных, но упорных тайных раздумьях, все будто вполне земное, человеческое:
тоска по отцу, с которым, бывало, они выходили весною в поле, и по их небольшому, но уютному нолю; по волу, по мотыге и плугу,
по хижине, пусть закопченной до черноты, но все же - родной, по богобоязненной матушке, не пожалевшей сына ради неба.
Но главное в них - оно же, небо лучезарное. Не само небо, а мечта в образе сказочной женщины. Горячечно-острое предвкушение райского блаженства. Молодость! Что с нею делать?
Именно здесь, в Орлином гнезде, укрыта от грешных людей незримая лестница, что соединяет землю с небесами. По ней, хрустальной, «наш повелитель» восходит к престолу аллаха. Когда-нибудь и Курбан вознесется по ее ступеням прямо в объятия райских гурий. Если будет, конечно, терпелив, послушен и прилежен, ни разу не нарушит предписаний.
Да, но в коране сказано, что восхождение в рай длится в течение дня, продолжительность которого - пятьдесят тысяч лет (сура семидесятая, стихи третий, четвертый).
А Курбан проходит пока что лишь пятую ступень посвящения. Ему строжайше запрещено пить вино, курить хашиш и не только прикасаться к женщине, но даже видеть ее. Третий запрет - самый тяжелый. От него у него должно быть, и сместилось что-то в голове.
Но он уже многое знает и умеет.
Он знает: смертен человек, душа его бессмертна. Покинув тело, она ветерком поднимается к небу, сливается с тучей и падает наземь вместе с дождем. Что будет с ней далее, куда она угодит: в какую траву вместе с водою, в какое животное - зависит от ее чистоты. Долог и сложен путь в рай. Она может попасть в чрево милой женщины и воскреснуть в новорожденном. Иль оказаться, если стоит того, в презренном зловонном зверьке. Иль, что хуже всего, навечно застрять в придорожном камне, омытом дождевой водою. Уж оттуда в рай не взлетишь.
Но Курбан - человек не такой, как все. Он член секты. И ему уготован особый путь. Он знает:
одолев пять ступеней посвящения, наполовину приблизится к райскому блаженству;
перейдя на шестую ступень, больше не будет тесать известняк и гранит, - начиная с этой ступени, сектанты живут наверху, в чертогах повелителя, какой-то странной жизнью, не известной никому из низших;
самых лучших «наш повелитель» переводит на десятую ступень, они возносятся в рай.
Что он умеет? Слушать, смотреть, замечать. Терпеть голод и холод, пытку огнем и железом. Стрелять из лука, биться на мечах. Метать без промаха нож. Наносить смертельные удары головой, кулаками и ногами. Влезать по веревке с закидным крюком на высокие стены. Лежать под водой, дыша через полый камышовый стебель. И, конечно, он помнит наизусть все заклинания, которым учил его шейх.