Заклинатель змей. Башня молчания
Шрифт:
– Что, плохо?
– обеспокоилась Экдес.
Омар - в замешательстве:
– Нет! Выходит... Сунбуль из созвездия Девы. Знак девичьей чистоты и невинности.
Экдес - простодушно:
– Это я-то?
– И рассмеялась - совсем не греховно, скорее по-детски.
Он подхватил ее смех:
– Действие ее - вполне благоприятное!
– А вот мы сейчас проверим...
Сторож Звездного храма, находясь далеко внизу, под башней, шептал, озираясь, заклинания и молитвенно проводил руками по лицу: стоны, смех, приглушенный визг, что за бесовская свадьба там, наверху? Не зря, видать, вчера заезжий шейх говорил: «Звездный храм - прибежище гулей, и правоверному служить при нем не следует». Но жить-то надо! И если Звездный храм угоден даже визирю, то ему, червяку, и вовсе не пристало сомневаться в нем.
...По черно-синему лазуриту ночного неба, усеянному крупными точками золотистого колчедана, скользнула яркая капля падающей звезды.
– Милый, правда, что когда падает звезда, это значит - кто-то умер?
– Как будто.
– А появляются... новые звезды?
– Вроде.
– Может, кто умер, превращается в звезду?
– Все может быть.
– Я бы хотела после смерти превратиться в звезду. Ты каждую ночь смотришь туда, в эту даль, - она провела по звездам рукой, - ты бы каждую ночь видел меня а я - тебя. И мы всегда были бы как будто вместе, а?
Она заплакала.
– Что ты, что ты?
– Он нежно погладил ее по спине.
– Что за блажь? Я скорее могу... стать звездой. Гораздо старше.
– Ну! Ты человек железный. Ты долго будешь жить. А я... чего-то боюсь.
– Ничего не бойся! Ты и без того уже звезда. Самая яркая, какую я знаю.
На следующий день, устав от хлопот по Звездному храму (не мудрено, с утра по сотням ступеней - снизу вверх, сверху вниз), визирь и Омар, как у них повелось, зашли к старику Хушангу похлебать горячего жидкого варева с бараниной, рисом и морковью. Осенью это хорошо.
После еды прилегли было немного вздремнуть, но вдруг Омар, нащупав что-то за пазухой, спохватился:
– Э! Приказал Кириаку-греку начать угломер для созвездия Рыб, а расчеты отдать забыл. Что это со мною? Плохо спал нынче ночью.
– Он поискал Экдес сердитыми глазами, но она куда-то девалась.
– Пригрозил наказанием, если тотчас не начнет, а расчеты - унес.
– Омар вынул тетрадь.
– Он же, бедный, постеснялся напомнить...
– Отдай, пусть отнесет, - сонно кивнул визирь на Хушанга.
– Нет, нужно все самому объяснить.
– Пусть позовет его сюда.
– Все на месте нужно показать!
– Раздражен Омар: визирь мешает ему работать.
– Иди, - зевнул визирь.
– Я тем временем посплю.
Где же Экдес? И визиревых слуг-телохранителей почему-то нет. Должно быть, сам их отослал - чтобы побыть одному в кругу друзей.
Омар - старику Хушангу:
– Не вздумай его беспокоить!
– Ни боже мой.
– Приглядывай.
– Пригляжу.
– Помни: головой за него отвечаешь.
Хушанг - с собачьей преданностью в глазах:
– Еще бы! Чем же еще, если не головой...
Приятен Омару этот старик. Добр, приветлив. Главное - честен, неподкупен, как отшельник-аскет. Экдес, конечно, в него.
Неподалеку от дома, у дороги, сидел на корточках, бессмысленно бормоча и раскачиваясь, дряхлый дервиш. Мгновенный острый взгляд рассек звездочета наискось. Но Омар прошел, не взглянув на монаха. Много их бродит по Востоку. Взойдя на бугор, математик забыл о визире. Дворцовые дрязги, султаны, визири, телохранители - все это его не касалось. Пусть они делают свое дело, он делает свое.
– Подожди здесь, внизу, - сказал он греку Кириаку.
– Я поднимусь наверх, нужно кое-что проверить.
На башне он застал бухарца Амида Камали. Новый «эмир поэтов». Умеет славословить, чтит коран и не задает вопросов богу. В юности думал Омар: главное для поэта - ум, одаренность. Теперь он видит, они совсем ни к чему. Оказалось, можно, даже ничего не понимая в секретах стихосложения, считаться поэтом и, более того, носить звание «эмира поэтов». И сколько таких кормится возле словесности! Прихлебатели.
Низами Арузи Самарканди, перечисляя в своих «Четырех беседах» поэтов, «увековечивших» имена царей из рода сельджукидов, назовет, средь прочих, после Бурхани и нашего Амида Камали.
И это все, что останется от него на земле...
– Тебе чего тут надо?
«Эмир поэтов» - подобострастно:
– Любопытствую!
– Что ж. Это не грех. Но смотри, не помри, обжегшись о звезды! А то один здесь тоже все любопытствовал... твой предшественник, мир его праху.
– Господь, сохрани и помилуй! Я без злого умысла.
– И хорошо! Не мешай.
Омар определил высоту солнца, сделал нужную запись. Так, подумаем. Надо проверить. В сотый раз! Опустив голову и заложив руки за спину, он, как узник в тюремной башне, стал не спеша расхаживать по круглой площадке, где провел эту ночь с Экдес.
Рыба, Рыба. Южная Рыба.
Южная Рыба, яркая глыба...
Хе! Получается что-то вроде стихов.
Омар, задумчиво усмехаясь, начал даже насвистывать. Это помогало рассуждать. Пальцы рук, спрятанных за спиной, зашевелились, по давней привычке, неторопливо сгибаясь и разгибаясь.
«Эмир поэтов» сперва удивленно, затем уже подозрительно следит за движениями этих длинных крепких пальцев. Их кончики нерешительно вздрагивают, отражая какие-то колебания в уме хозяина, осторожно что-то нащупывают, с сомнением выпрямляются, - нет, не нашли - и вдруг быстро-быстро пересчитывают лишь им известное, и вот уже два, указательный, средний, дальше: безымянный и мизинец резко сгибаются, поймав, наконец то, за чем охотились. И снова, уже уверенно, пересчитывают добычу.
И тут осенила Амида страшная догадка...