Заклинатель змей. Башня молчания
Шрифт:
– Ферузэ, Ферузэ? А! Помню. Ее забрал себе некий... как его...
– Бей Рысбек.
– Верно! Я всегда любовалась ею. Звала к себе - не хочет. Продал красотку Рысбек! Сама я хотела купить - в цене не сошлись. Он и продал ее арабу с Бахрейна. Давно это было, не так ли? Я потому ее помню, что Ферузэ мне племянницей доводилась.
– Та-ак. Хороша тетушка...
– Омар поставил чашу на столик.
– Прощай.
– Разве гость не останется у нас ночевать?
– всполошилась старуха.
– Сейчас девочки выйдут. Ах, я сама виновата! Расхныкалась. Человек, я вижу, совестливый, не пожалеет, думаю, кинуть лишний динар. Но гость пришел развлечься, а не жалобы слушать. Ах, дура я, дура, старею...
«Хе! Она еще о совести толкует. Но и впрямь совестно - ввалился, обнадежил и... ничего».
Он бросил ей последний дирхем, - один дирхем, к ее неудовольствию.
– Я ухожу.
– Но гость не видел моих девочек!
– И видеть не хочу.
– Обижаете, сударь! Есть у меня для вас Ферузэ. Другая. Ей всего шестнадцать.
– Другая? В другой раз...
Наутро, покопавшись в карманах, Омар обнаружил… два фельса. Н-да. За них могут налить чашку шербета. Он бродил по просторному двору, грустно размышляя, как теперь ему быть.
Работая над «Наврузнамэ», Омар думал, получив за нее хорошую плату, сразу взяться за большую поэму «Алимнамэ», об ученых. Хватит о царях! И другие замыслы были у него.
Уточнить меры, разработать новые - как советовал ему когда-то Мухтар в Самарканде.
Написать обзор тюркских племен, выявить их происхождение, сравнить языки.
Создать руководство по персидскому стихосложению.
Съездить в Индию, в Китай, на Кавказ, к булгарам на Волгу...
Все это прахом пошло.
Дом, что ли, продать? Зачем он ему одному, такой огромный? Убирать устаешь, пыль выметать. Продать и купить взамен небольшую уютную хижину. На остальные деньги жить...
...В калитку - быстрый негромкий стук. Кого там шайтан принес? Но Омар, который еще недавно никому не открывал, теперь уже рад любому гостю. Одиночество заело. Покашляв, чтобы дать знать пришедшему, что он дома и слышит, Омар открыл калитку.
Мальчишка, смуглый, быстроглазый:
– Здравствуй. Мой хозяин, купец Музафар, велит тебе скорей явиться на Шелковый базар. У него к тебе важное дело.
– Велит... мне? А ну, убирайся отсюда, пока целый! У него ко мне дело - не у меня к нему.
Омар с досадой захлопнул калитку. Еще недавно им помыкали цари и визири, теперь какой-то купчишка берется им помыкать. «Велит...» Вели своей жене, пес паршивый.
Так и не придумав, где добыть денег, он решил: ничего не буду делать! Никого не буду искать, ни у кого ничего не стану просить. Запрусь, залягу дома, как горный медведь в пещере, и буду лежать. Лежать и лежать, пока что-нибудь не произойдет. Что-нибудь ведь должно когда-нибудь произойти?
Но ему не дали залечь. В калитку вновь постучали, громко и требовательно.
– Я Музафар, - сказал дородный старик в добротной одежде.
– Проходи.
– Разве ты не слыхал обо мне?
– спросил купец, как бы удивленный тем, что Омар при его имени не повалился ему в ноги.
Омар: «Ну, я собью с тебя спесь». И - простодушно:
– Нет. Купцов много, знаешь. А я - один.
– Хм.
– Лицо у Музафара сделалось густо-багровым, с синевой, как гранатовая кожура.
Омар, морщась от тошноты, махнул рукой на помост под пышно-желтой осенней шелковицей. И сам сел первый, отирая со лба холодный пот.
– Хозяин харчевни сказал... что ты умеешь гадать по звездам?
– угрюмо спросил Музафар, неловко усевшись на край помоста, накрытого кошмой.
– Н-ну и что?
– промычал Омар недружелюбно.
– Завтра в Рей... уходит большой караван, - доложил мрачно купец Музафар. «А!
– вспомнил Омар.
– Те двое вчера говорили об этом».
– Десять верблюдов - мои. Хороший товар. Но я тревожусь. Дороги опять стали опасными. Не погадает ли... ученый друг, - каждый звук торговец произносил с усилием, будто не слова выдавал, а деньги, - по небесным светилам... стоит ли ехать завтра в Рей?
«Так-так. И сей остолоп, тупоумный муж, жалкий торгаш, совершенно уверен, что светила небес страсть как озабочены судьбой его ничтожных барышей. Прогнать его взашей! Вся Вселенная с мириадами звезд так и корчится со страху за его товары. Но...»
– На какую сумму товары везешь?
– Это нужно для гадания?
– смутился купец.
– Да.
– На... две тысячи пятьсот динаров.
– Двадцать пять.
– Что?
– Двадцать пять динаров за гадание.
– Так много?
– поразился Музафар.
– А что ты думаешь, - возмутился Омар, - я за один серебряный дирхем стану спасать твои две тысячи пятьсот золотых динаров? Беру за гадание сотую часть. Пожалеешь сотую часть - потеряешь все.
– Но если, - замялся сытый старик, потирая румяные щеки, - если предсказание... не сбудется?
– Сбудется! Я гадал самому султану Меликшаху. И всегда удачно.
Музафар, тяжко сгорбившись, долго вертел в руках бархатный красный кошель. Его раздирали скупость и страх. Двадцать пять динаров! С ума сойдешь. Но две тысячи пятьсот... это десятая часть его состояния.
– Ручаешься... за предсказание?
Он все озирался, все озирался, будто боясь, что на него сейчас нападут. Не нападут, болван.
– Эй, здесь что тебе - базар?
– рассердился Омар.
– Хочешь - гадай, не хочешь - проваливай. Лишь бы не пришлось завтра слезы лить.
Музафар со стоном вздохнул, точно он страдал с похмелья, а не Омар, отсчитал дрожащими пальцами двадцать пять звонких монет. Словно двадцать пять чаш собственной крови выцедил. Даже побелел, обескровленный.
Омар не спеша отнес монеты в дом, принес астролябию и звездные таблицы.