Заклинатель змей. Башня молчания
Шрифт:
– Мои последние дрова, - проворчал недовольный Омар.
– Грабители.
Двор наполнился дымом, и дым поплыл над соседними дворами. Кто-то из соседей сунулся было узнать, что тут происходит, но Ораз, слонявшийся у ворот, обрушил на него такой «грох в горох», что бедняга бежал, не оглядываясь, до самого базара.
И объявил на базаре, что безбожный лекарь прячет у себя шайку Черного Якуба.
Запыхавшийся мухтасиб с подручными, намеренные схватить разбойников вместе с их укрывателем, испытав на себе жесткую силу туркменских плетей, скромно удалились. Приезд визиря скрыть не удалось. Весь город забурлил: к звездочету-то нашему... его светлость... Значит, он опять входит в силу.
Беспокойно завозились, заметались в своих теплых уютных жилищах окружной правитель и городской, имамы, ишаны, торговцы.
– Эх!
– спохватился кто-то.
– А я лишь на днях перестал здороваться с ним.
– Я денег не дал, когда он просил в долг сто динаров.
– Кто мог подумать...
– Сказано: не плюй в колодец...
– Поистине, ему покровительствует сам шайтан.
Пока на базарах, в домах и мечетях шли пересуды, светлейший визирь безуспешно боролся с непокорным лекарем:
– Не тяни! Иначе я увезу тебя силой.
– Вези, - усмехнулся Омар.
– Не забудь сковать мне руки за спиной и подвесить к ним колоду. Вот уж в таком-то виде я непременно вылечу твоих болящих.
...Если б не клятва.
– Ну, чего ты хочешь?
– взвизгнул Изз аль-Мульк.
Схватил кувшин: бульк-бульк, подумав, что в нем - вода. И задохнулся, хлебнув ячменной водки.
– Не надрывайся, милейший. Цвет лица у тебя сейчас опасный, сине-багровый, как свекла. Как бы мне еще тебя не пришлось лечить от удара. Надо бы кровь пустить. Чего хочу? Я хочу спросить: где же они?
– Кто?
– в слезах выдохнул визирь. У него под горбатым носом повисла прозрачная капля.
– Ну, те, которые меня судили. Где они все? Шейхи, имамы, улемы. И прочие достойные служители правой веры. Где их священные заклинания? Или голос у них сел от приторно-сладкого шербета? Почему эта орава не возносит к престолу аллаха чудодейственных молитв о незамедлительном исцелении их блистательных высочеств от оспы?
– Возносит, - отер визирь свой внушительный нос.
– И что?
– По воле божьей...
– ...царевичи продолжают хворать? Но, раз уж так хочет сам бог, смею ли я, ничтожный, идти наперекор его воле?
– Не издевайся, - взмолился визирь.
– А!
– Узрев, что его и впрямь сей миг может хватить удар, Омар произнес уже совсем по-другому, без яда, скучающе: - Пять тысяч динаров.
– Что?
– очнулся визирь, услыхав наконец нечто знакомое, родное.
– Видишь ли, о достойный, - устало вздохнул Омар.
– С царской властью теперь у меня дела, как у сезонного работника-строителя с заказчиком: я делаю - вы даете деньги, даете деньги - я делаю. Что будет с ней, этой властью, через год, через десять лет, через сто, меня не волнует. Она у вас, и вам виднее.
Усами я мету кабацкий пол давно,
Душа моя глуха к добру и злу равно.
Обрушься мир, - во сне хмельном пробормочу:
«Скатилось, кажется, ячменное зерно».
Омар вылил в медный тазик кувшин ячменной водки.
– Отсчитай сюда пять тысяч динаров.
– Зачем же - в нее?
– удивился визирь, доставая из ковровой сумы большой тяжелый кошель и морщась от горького водочного духа.
– Чтоб смыть заразу.
– Я не хворый, можешь поверить! И деньги эти – из моей казны.
– Визирю полегчало. И пар спиртной его развеселил и, главное, раз уж разговор зашел о золоте, значит, можно поладить с упрямцем. Именно неподкупной его твердости стоять на своем визирь и боялся, когда скакал во всю прыть по заснеженным дорогам в Нишапур. Теперь дело иное. Омар, конечно, человек неуживчивый, но врач редких способностей.
– Возьми, тут как раз пять тысяч.
– Посчитай.
– Ты мне не веришь?
– оскорбился визирь.
– Милейший! Я больше никому не верю. Отсчитай по одной монете ровно пять тысяч.
– Время идет!
– Где ты был раньше?
Пришлось визирю с душевным скрежетом считать монеты. Груда золота. Визиревы приближенные глаз не могли от нее оторвать.
– И впрямь не стоит портить водку.
– Омар вылил ее назад в кувшин.
– Мы лучше выпьем ее. Хочешь?
– Отстань!
– Зря. Полезная вещь. Я выпью. Чтоб не мерзнуть в дороге. Отсчитал? Хорошо. Скажи, как быстро! Тебе бы менялой быть.
– Омар ссыпал монеты в кошель, сунул увесистый кошель к себе под накинутый тулуп.
– Это деньги за «Наврузнамэ», - сказал он визирю дружелюбно, - ведь ты оценил ее как раз в пять тысяч, не так ли? С тебя еще две тысячи динаров задатка за лечение царевичей. Три тысячи отдашь в Исфахане...
– У меня... нет с собой больше денег!
– опешил визирь.
Он чуть не плакал от унижения, от стыда перед приближенными. Не беда! Перетерпит.
– Больше денег нет? Вели позвать... городского судью Хусайна ибн Али ибн Микаля. Он человек богатый. От трудов праведных. Пусть пожертвует две тысячи во здравие их высочеств сельджукских царевичей.
– Позовите, - растерянно велел сановник своим приближенным, впервые в жизни наблюдавшим подобное зрелище. Они не знали, что и думать.
Ораз, тот сдержанно похохатывал, мигая Омару, мол, так и надо.
Понимал Омар, что затеял не совсем достойное лицедейство и что сам он в нем выступает в не очень-то приглядном виде. Но разве не гнусное лицедейство - суд ним в Исфахане и здесь, в Нишапуре? Он комедиант не хуже других, раз уж на то пошло...
Судья Хусайн ибн Али ибн Микаль колени и локти разбил, так быстро бежал он, скользя и падая по обледенелым колдобинам. Сразу видно, что не тюрк, - тот за сто шагов поехал бы на коне. Узрев Омара, дружески беседующего с визирем, несчастный судья вообразил, что звезда его вот-вот сорвется с небосвода и канет в непроглядную пучину. С должности снимут, усадьбу отнимут. Светопреставление! Будь проклят день и час, когда заключил он с коварной старухой Айше хитрую сделку.
– Я в городе вашем... оказался... в стесненных обстоятельствах, - хмуро сказал визирь, не глядя на судью, на сей раз разбившему лоб - с таким неистовым рвением он пал ниц перед его светлостью.
– Не дашь ли ты мне... взаймы... две тысячи динаров?
«И только?» - возликовал судья.
– Ради бога! Хоть... двадцать две. Хоть... все имущество. Ну-ка!
– Он вырвал у слуги ковровую суму. Которую, зная, чем обычно кончаются встречи с высокопоставленными особами из столицы, предусмотрительно велел захватить.