Заклятие короля
Шрифт:
Теплота сместилась. Его руки. Он касался ее, кожей к коже, возможно даже телом к телу. Чудесное тепло окутывало ее от щеки до пальцев ног. Она лежит рядом с ним? В его комнате? Она вздрогнула, и он привлек ее ближе.
— Нинн, возвращайся.
С первой попытки ее голос прозвучал только хрипом. Она сглотнула, ощутила резкую боль — и почти мгновенно вслед за горлом отозвалось болью почти все тело — и попыталась снова.
— К тебе?
— Да. — Он погладил ее по лбу. — Возвращайся ко мне.
Большие, уверенные ладони гладили ее руку. Она растаяла от ритма прикосновений. Она, похоже, лежала
— Дай мне причину вернуться, — выдохнула она. — В темноте безопаснее.
Он поцеловал ее в висок. От того, что этот яростный несдержанный мужчина оказался способен на такой мягкий поцелуй, она зажмурилась, ощутив на ресницах слезы. Она не помнила, когда в последний раз ощущала такой уют, и не помнила, когда в последний раз плакала. Ненормально, вопил тонкий голос в дальнем углу сознания. Невозможно.
Вспомни.
— В темноте безопаснее, — она повторяла это, пока сама не поверила своим словам и не решила спрятаться во тьме навсегда.
Еще один поцелуй.
— Но я не могу увидеть твои глаза.
Нинн застонала. Нечестно. Так чудесно и так нечестно.
— Открой для меня глаза. — Его дыхание гладило ей висок. Словно новая форма прикосновения. Еще один способ ее приласкать. — Я хочу увидеть твои глаза и понять, что ты хочешь быть здесь.
— Где?
— В моей постели. В моих руках. — Эти самые руки слегка прижали ее к себе, словно напоминая ей о его силе. Стук его сердца все ускорялся по мере того, как лились слова. — Я хочу прикасаться к тебе снова и снова. И не ограничиваться прикосновениями. Но я не собираюсь этого делать, если голиш все еще отравляет твои мысли и не позволяет сказать «нет».
— Я не скажу «нет».
— Тебе нужно смотреть мне в глаза, когда говоришь это.
Она осознавала все больше подробностей. Что у него обнажена грудь. Что он лежит на спине. Что она лежит на боку. Осталась ли на нем одежда? А на ней? Трепет от того, что она может оказаться обнаженной в его постели, послал щекотные ручейки электричества в остаток ее онемевших мест. Она была Тигони. И обладала даром собирать электричество. Она представила себе, как этот дар способен возродить ее тело.
И медленно открыла глаза, готовясь к рези под веками от яркого света. Но в комнате было почти темно. Никаких ламп дневного света. Никаких голых ламп накаливания. Детали проступали с той же неторопливостью. Мягкий блеск привлек ее внимание. Ночник в дальнем углу мягко подсвечивал висящий на стене доспех. И три других доспеха рядом с первым, все разных очертаний.
Они висели... На краю узкой кровати.
Помимо раковины, сундука и пары флаконов с гигиеническими средствами в комнате не было ничего. Пустота. Недостаток декораций лишь подчеркивал, что было главным для Лето из клана Гарнис. Его доспех. И работа всей его жизни.
Так почему же она в его постели? Ничто другое не имело для него значения. В этом жестоком месте не было места для отвлекающих факторов.
Возможно, именно поэтому
Обречена?
Вынуждена?
Дрожь страха зародилась в ногах и врезалась ей в основание черепа. Головная боль взорвалась не хуже ее разрушительного дара. Она застонала и прижалась лбом к груди Лето.
— Что случилось?
— Голова, — задохнулась она. — Черт.
Он сел, помогая и ей приподняться. Тьма была чернее черного под веками, которые она закрыла под наплывом боли.
— Опусти голову между колен. Наклоняйся.
Его смертоносные руки принялись нежно массировать тыльную сторону ее шеи. Нинн застонала снова, на этот раз от облегчения, которое он ей подарил. Боль полыхала пожаром в центре ее головы, но Лето заставлял ее отступить, забиться обратно в дальний угол. Вскоре он сместил свое внимание на зажатые мышцы ее шеи и плеч. И лишь когда он коснулся губами ее спины, тело Нинн очнулось и среагировало желанием, а не благодарностью.
Она поняла, что Лето оставил ей нижнее белье — обрезанный топ и простые хлопковые шорты. В тот миг она была благодарна за эту частичку личного пространства, пусть даже ноги Лето и обнимали ее. Он сохранял дистанцию и не прижимался пахом к ее заду. Она не знала, что это: проявление нежности или очередная попытка обращаться с ней, как со своей призовой зверушкой.
— Вставай, — хрипло сказал он. — Я отведу тебя в твою комнату. Тебе нужно поспать. Последние несколько дней были сложными для нас обоих.
В первый раз после того, как сознание к ней вернулось, она повернулась к нему лицом. Лето уже очень давно поддерживал ее. Присматривал за ней. Защищал ее от мира, который вгрызался ей в лодыжки и собирался пробраться выше, чтобы проглотить целиком.
Выражение его лица оказалось открытым, как никогда раньше. Напряжение мышц у рта исчезло, словно он только что выдохнул. Шрам на верхней губе уже не придавал ей высокомерного вида, лишь делал ее мягче и уязвимее. Нинн почти что видела момент нанесения раны — и свое желание оградить его от боли — вместо жуткого шрама, оставленного ему ударом. Морщинки у постоянно напряженного рта разгладились. Он выглядел моложе. Сильным, да, но без ощущения давящей ноши.
На нем были почти такие же шорты, сшитые из той же хлопковой ткани, похожей на грубое домотканое полотно. Грудь, которая обычно была скрыта доспехом, теперь была обнажена. Она всегда знала, что у него потрясающее тело, но увидеть его своими глазами было невероятно. Она не знала, на что смотреть в первую очередь? Сильные грудные мышцы под медной кожей, припорошенной темным волосом. Широкие плечи, оплетенные мышцами, толстые бицепсы и мощные шнуры сухожилий его запястий... Он сидел, слегка согнувшись, и в этой позе мышцы его пресса казались оригами, свернутым из плоти. Бугры и связки четко отслеживались на его ребрах.