Заклятие (сборник)
Шрифт:
Мэри замерла, разглядывая мужа. Ни тени недуга, ни малейших следов болезни или хотя бы слабости, какой обычно бывают отмечены движения человека, перед тем долго прикованного к постели, не осталось в его царственном облике. Лицо было свежо, как в лучшие дни, орлиные глаза сияли, будто их не коснулась иссушающая лихорадка.
– Смерть была ко мне милостива, – проговорила Генриетта, делая шаг вперед. – Она прошла мимо, не оставив на моем благородном и прекрасном кумире никаких отметин.
Герцог, разумеется, поднял голову. Странное выражение лица предстало его супруге: брови выгнуты, карминно-алая губа закушена, словно в попытке сдержать дурашливую ухмылку. Глаза смотрели высокомерно, испытующе, насмешливо, хоть и не без доброты; их взгляд не пугал, но как будто отталкивал Мэри, словно предупреждая: ее готовая хлынуть через край нежность тут неуместна. Она замерла, покрасневшая и смущенная.
– Мой дорогой Артур, – проговорила она наконец, – почему вы смотрите на меня так холодно, так равнодушно, как на чужую? Я хочу знать причину! Я буду трудиться день и ночь, пока не заслужу хоть чуточку более теплый прием.
– Я не сержусь на вас, Мэри, – ответил Заморна. – И даже напротив. Я всецело к вам расположен, но ответьте, маленькая колдунья, что привело вас в тот вечер на виллу Доуро?
– Сказать по правде, Адриан, любопытство. Я хотела знать, вправду ли мисс Лори так хороша, а Фицартур так похож на вас, как говорят люди.
– И что же вы теперь думаете, Мэри? – спросил Заморна, беря ее за руку. – Девчонка и впрямь хороша собой? Не ревнуйте больше. Торжественно клянусь, что за всю жизнь не сказал ей больше трех слов кряду, да и то по самым мелким житейским поводам. Уверяю вас, она принадлежит другому, и подойди я к ней так близко, как сейчас к вам, крик поднялся бы такой, что Башня всех народов содрогнулась бы до основания. Так скажите честно, нашли ли вы ее хорошенькой?
– Очень, – вздохнула бедная Мэри. – А Эрнест и маленькая Эмили очень, очень на вас похожи.
Герцог рассмеялся:
– Да, так и есть. Отрицать бесполезно. Однако не горюйте, Мэри, не горюйте, придет время, когда это сходство перестанет вас огорчать.
Герцогиня мотнула головой. По бледным щекам покатились слезы. Однако поведение герцога – он хоть и не выказывал любви, но держался мягко и дружелюбно – обнадеживало, и она попыталась прижать свою руку, которую он держал за кончики пальцев, к его ладони. И тут в лице ее мужа мелькнуло выражение, какого она никогда прежде не видела: смесь недоброго озорства и какого-то другого, странного чувства на миг совершенно изменила его черты. Одновременно он стиснул ее руку так немилосердно, что кольца вдавились в пальцы. Герцогиня тихонько вскрикнула от боли. В то же мгновение дверь распахнулась, и влетел Кунштюк. Маленькие звериные глазки на безобразном лице горели бенгальскими огнями, он гримасничал, жестикулировал и пританцовывал. Герцог сперва рассмеялся, затем, отвесив карлику звонкую оплеуху, подошел к окну, распахнул раму, выпрыгнул в сад и вскоре пропал за деревьями.
– Что тебе здесь надо, Кунштюк? – спросила Мэри, гневно поворачиваясь к карлику.
Тот упал перед ней на колени, прижимая руки к груди и касаясь лбом ковра.
– Довольно фиглярства! – воскликнула она, забыв в гневе, что карлик ее не слышит. – Твое поведение крайне дерзко и совершенно необъяснимо! Не успеваю я сказать супругу и двух слов, как появляешься ты и не даешь нам поговорить! Что на тебя находит? Я не желаю больше этого терпеть. Но, бедный уродец, с тем же успехом я могла бы обращаться к статуе. Отпусти мое платье, любезный!
Она вырвала подол из длинных тонких пальцев карлика и, не слушая умоляющего мычания, вышла из салона.
У дверей она едва не столкнулась с Эженом Розьером, что только подлило масла в огонь. Мэри была в том состоянии (не слишком для нее редком), когда поводом для досады становился любой пустяк.
– Что? – вскричала она. – Подслушиваешь, не преступлю ли я границы приличия? Странные порядки! Я не понимаю их и не желаю больше терпеть! Отвечай, любезный: хозяин приказал тебе и этому мерзкому выродку за мною следить?
– Хозяин ничего мне не приказывал, мэм, – обескураженно проговорил Розьер, – только велел спросить, прочли ли вы его записку?
– Записку? Да, сударь, прочла и тут же поспешила на зов. Однако я с тем же успехом могла остаться у себя в комнате – он не удостоил меня и двух слов.
Эжен вытянул губы, словно намереваясь присвистнуть, однако почтение к хозяйке его удержало.
– Мадам, – сказал он, – герцог просил узнать, почему вы не посетили его в гардеробной. Вот и все.
– Не испытывай мое терпение! – воскликнула герцогиня. – Он был в салоне минуту назад и, судя по всему, не очень-то меня и ждал.
Мгновение паж озадаченно молчал, затем подмигнул и хитро ухмыльнулся, давая понять, что разрешил загадку.
– Ах, миледи, если мне позволено так сказать, на герцога иногда находит. Но если вы сейчас подниметесь в гардеробную, ставлю мою ливрею против куртки мусорщика, вас ждет совершенно иной прием.
Покуда Розьер говорил, из салона донеслось «кхе-хм», очень похожее на голос Заморны.
– Он вернулся, – сказала Мэри. – Попробую поговорить с ним еще раз.
Она уже хотела войти в салон, однако Эжен с невиданной прежде дерзостью снял руку герцогини с дверной ручки, встал между хозяйкой и входом и, решительно глядя ей прямо в глаза, сказал:
– Мадам, я не позволю вам туда войти.
Герцогиня попятилась, оторопев от такой наглости. Прежде чем она заговорила, раздался вопль Кунштюка, а затем смех – такое знакомое «ха-ха» Заморны, – и не менее знакомый голос позвал:
– Мэри, пробивайтесь сквозь все преграды! Я здесь и приказываю вам идти ко мне!
Она снова бросилась к дверям и взялась за ручку.
– Мадам, – начал Розьер, – прошу, умоляю, заклинаю вас, миледи, меня выслушать. – Но нет, она была глуха к его уговорам. Тогда он сменил просительно-смиренное выражение на более свойственное ему вызывающее, выпрямился во весь рост, расправил сильные плечи и, схватив хозяйку за руки, сказал: – Сударыня, не соблаговолите ли пройти наверх? Если вы ответите «да», я упаду на колени и буду молить о прощении за свое самоуправство. Если ответите «нет», я вынужден буду применить силу. Мне до конца жизни не простится, что я посмел прикоснуться к вам, но моя жизнь закончится прямо сейчас, если я этого не сделаю. За то, что я вас удерживаю, герцог может меня заколоть, однако, если я вас не задержу, он точно всадит мне пулю в лоб.
С дрожащими губами, белая как мел, герцогиня, сверкнув глазами, высвободилась из его хватки и пошла прочь. Сейчас она была точной копией своего отца. В презрении, с которым она глянула на распоясавшегося пажа, сквозила беспримесная ненависть.
– Mon Dieu! – проговорил тот, когда она величаво прошествовала мимо. – C’est fait de moi! [30] Она меня не простит! Вот что бывает от излишнего рвения. Лучше бы я предоставил им с герцогом разбираться между собой. С другой стороны, потом отвечать… А он – вот ведь злоехидна! Зачем надо было ее звать? Parbleu [31] , она от этого совсем обезумела. Ладно, пока она у себя, попробую-ка я объясниться первым!
30
Мне конец (фр.).
31
Черт побери (фр.).