Заклятие (сборник)
Шрифт:
Однако перейду к обществу в целом. Рядом с камином расположились два видных представителя ворчливой и словоохотливой старости. Маркиз Уэлсли и граф Сеймур сидели на одном диване, уложив подагрические ноги на скамеечки и пристроив рядом костыли. Подробнее описывать их нет надобности. Зрелище было впечатляющее. Напротив благородным контрастом к ним высился Эдвард Перси во всем своем великолепии, окруженный кольцом блистательных дам. То были: его собственная ослепительная принцесса Мария, Джулия Сидни, маркиза Уэлсли, суровая графиня Зенобия (ибо тень пугающей строгости и впрямь лежала на ярком итальянском лице, обращенном к пасынку, отвергнутому и презираемому отцом), прекрасная королева Ангрии, глядящая на брата так, будто не смеет выказать любовь
Эдвард говорил со всегдашним своим напором и красноречием, без заминок и пауз, не хвастливо-громогласно, но и уж тем более не тихо, все более разгорячаясь по мере того, как слова плавно текли одно за другим. Он то и дело поднимал руку, чтобы откинуть назад густые золотистые кудри, как будто не мог вынести, что хоть одна прядь затеняет его высокое алебастровое чело.
Поодаль от остальных, в двух разных нишах, расположились две группы, вид которых чрезвычайно меня удивил. Одна состояла из хозяйки виллы Доуро, ее детей и их гувернантки Мины Лори, вторая включала фигуру, очень похожую на покойную маркизу Доуро. Белизна ее открытых рук и шеи еще более подчеркивалась черным бархатным платьем. Дама сидела в кресле; за спинкой стояла девочка, а рядом расположился высокий джентльмен в белых панталонах, военного покроя сюртуке и черном галстуке. То были леди Френсис Миллисент Хьюм, ее воспитанница Эуфимия Линдсей и его светлость герцог Фиденский. Мне подумалось, что, вероятно, будет и впрямь обсуждаться весьма важное семейное дело, если эту слепую пташку вытащили из укромного олдервудского гнездышка. Я видел, как шевелятся ее губы, но говорила она так тихо, что я не мог разобрать ни звука. Фидена с нежной заботой склонил величавую голову, прислушиваясь к ее словам, и отвечал на них с таким ласковым участием, что не одна слезинка скатилась из-под закрытых век по белой щеке и алмазом упала на черное платье. И все же Миллисент выглядела спокойной и даже счастливой. Таково было общество, собравшееся в раззолоченной, увешанной картинами гостиной дворца Ватерлоо. Не хватало троих, и я напрасно искал их глазами. Герцог Веллингтон, граф Нортенгерленд и король Ангрии отсутствовали. Наконец вошел первый из перечисленных. Все встали, чтобы его приветствовать.
– Добрый день, как все поживают? – проговорил он, с сердечной улыбкой оглядывая собравшихся. – Надеюсь, хорошо? Я рассчитывал быть с вами раньше, но меня задержал его сиятельство Нортенгерленд. Ваш отец, мистер Перси, не желает дышать воздухом одного с вами помещения, и я вынужден был в библиотеке объяснить ему то, ради чего мы собрались здесь. Сейчас он это переваривает на досуге, а через несколько минут вы все получите те же самые сведения. А теперь сядьте и ждите, если можете, спокойно.
Он обошел всех, адресуя по несколько слов каждому.
– Эмили, вы сегодня чудесно выглядите. Беседуете с Фиденой, Миллисент, как я вижу. Джулия, не лопните от любопытства, у вас такой вид, будто вы не в силах прожить еще пять минут. Луиза, не верю своим глазам: вы проснулись?
– Я жажду увидеть Заморну, – отвечала та.
– Он скоро придет, – заверил мой отец.
– Где он, где он? – заволновались все леди Сеймур сразу.
– Помолчите, девчонки! – прикрикнул на них Фицрой. – Скажите, дядя, куда задевался мой кузен?
Все, за исключением Эмили, Миллисент, Эдварда Перси, герцога Фиденского и графини Сеймур, обступили герцога. Я стоял у двери, прислушиваясь, и за хаосом вопросов, ответов, домыслов, ожиданий и опасений внезапно различил шаги. Сперва казалось, будто идет один человек, потом стало ясно, что их двое. Дверь слегка приоткрылась, наступила пауза. Шепотом спорили два голоса. Ручка снова повернулась, створки бесшумно разошлись в стороны, и два очень высоких джентльмена,
Гости обернулись как один. Легкий шум, поднятый общим движением, сменила гробовая тишина, но вскоре я различил быстрое, взволнованное биение сердец и увидел, что у одних кровь прилила к щекам, а у других отхлынула от лица, оставив по себе мертвенную бледность.
В числе последних была королева Ангрии. Она оперлась на стену. Взгляд остекленел, лишился всякого выражения и казался бездушным, как у трупа, рот приоткрылся, на лбу выступила испарина. И не мудрено, что она была потрясена, ошеломлена, сражена наповал, не мудрено, что все прочие остолбенели и утратили дар речи.
У камина, выпрямившись во весь рост в ярком свете канделябра, озаряющего лицо, словно луч солнца вперил в него указующий перст, стоял герцог Заморна, монарх Ангрии. А рядом, почти касаясь юного короля, залитый тем же янтарным сиянием, видимый так же отчетливо, до последней мелочи, стоял его призрак! Никак иначе не могу я назвать это видение, обращенное к нему лицом к лицу, – так похожее в каждом движении, в каждой черточке, что никто не сумел бы сказать, где субстанция, а где тень. Плоть и кровь смотрели друг на друга, мрачно насупясь: глаза сверкали в глаза, губы кривились и брови хмурились, словно в зеркале; обе лучезарные главы были вскинуты с одинаковой заносчивостью, а каштановые кудри в малиновых отблесках огня вились на висках так густо, что казалось, ни один из двоих не может похвастать и лишним волоском. Все зрители разом вздрогнули, когда тот, что стоял справа, сделал шаг вперед и, поклонившись с холодным воинским изяществом, промолвил, смеясь вспыхнувшими очами:
– Сыновья и дочери племен Уэлсли, Перси, Фидена, все вы давно знаете Артура Августа Адриана Уэлсли, герцога Заморну, маркиза Доуро и короля Ангрии; познакомьтесь теперь с его братом-близнецом, Эрнестом Юлием Морнингтоном Уэлсли, герцогом Вальдачеллой, маркизом Альгамским и наследным принцем Веллингтонии.
Не могу описать последовавшую сцену; не могу даже припомнить ее отчетливо. Мои чувства были в полном смятении. Все ринулись к камину, посыпались восклицания, многие тянули руки с теплыми словами приветствия, но громче всего звучал буйный хохот обоих подобий, словно глас трубы в грохоте водопада. Наконец шум немного улегся, и я смог оглядеться.
Мэри стояла перед ними, переводя взгляд с одного на другого, лицо у нее было взволнованное, растерянное и счастливое. Она недолго оставалась в сомнениях. Один из двоих внезапно заключил ее в объятия, и она, с рыданиями припав к его груди, прошептала:
– Так Заморна – безраздельно мой! Он всегда меня любил! Кунштюк всего лишь исполнял свой долг! Могу ли я, Адриан, смею ли я надеяться на прощение?
Он поцеловал ее в лоб; она, вспомнив, что все глаза устремлены на них, смущенно отвернулась и, высвободившись из его объятий, отошла в нишу, где осталась сидеть, вполне счастливая доказательствами верности и любви своего супруга и повелителя. Вальдачелла, как я должен называть теперь новообретенного брата, следил за невесткой глазами; уголки его губ тронула ироничная усмешка. Он подошел к мисс Лори, взял у нее маленькое, похожее на газель существо и шагнул к герцогине.
– Хм, – проговорил он, выгибая брови. – Вы как-то сказали, что девочка очень, очень похожа на своего недостойного отца, – сказали с глубоким и самым печальным вздохом. Помнится, я, как оракул, предрек, что когда-нибудь это сходство перестанет вас огорчать. Так ли это? Ответьте «да», Генриетта, или я никогда вас не прощу!
– О да, конечно! – воскликнула герцогиня, хватая прелестную крошку и ласково ее целуя. – Теперь я еще больше люблю маленькую Эмили за то, что у нее глаза Заморны!