Заклятие шамана
Шрифт:
Я поставил чашку на стол.
– Зачем же вы пришли ко мне? Я думал, вам нужна помощь.
– Конечно, нужна! Я просто хочу понять, что со мной произошло. Мне необходимо знать механизм явления, так сказать.
– Зачем же?
– Чтобы быть уверенным, что не окажусь однажды в том, своём времени. Или ещё где-нибудь.
– Так вы считаете, что попали в другое время?
– В другое время, или в другое измерение, в параллельную вселенную, в антимир… – я не знаю, как это называется. Да и не в названии дело. Просто… мне здесь очень нравится, и я хочу тут остаться.
Я
– Ну так оставайтесь! Никто вас не гонит.
Николай Иванович церемонно поклонился.
– Спасибо!
– Не за что.
Мы помолчали. Николай Иванович словно бы прислушивался к своим мыслям, а я так странно себя чувствовал, что не выскажешь. То мне казалось, что я присутствую на спектакле. То начинал верить в происходящее. Но тут же одёргивал себя: полноте, ведь это очевидный бред! Да, бред (говорил я себе), но как-то так получается, что в этот бред мне хочется верить. Сам не знаю, почему это так. Но чем-то мне всё это очень нравилось. Быть может, потому, что я вдруг вырвался из своего мрачного кабинета, ушёл от повседневных забот, от ненавистных рукописей и незадачливых авторов. Вот передо мной весёлый, вполне оптимистичный человек. Этот человек несёт околесицу, а мне с ним весело и легко! «Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман…» Что-то в этом роде.
– Ещё чашечку?
Я поглядел на Николая Ивановича. Он стоял передо мной и довольно улыбался.
– А может, коньячку?
– У вас и коньяк есть? – спросил я.
– Ну как же, полный бар. Раньше не было. А теперь и виски, и текила, и джин, и коньяк, и даже украинская горилка. Так что, налить рюмочку?
Я взмахнул рукой.
– Давайте!
В этот момент в кабинет вошла секретарша.
– Пьянствуете с утра! Это правильно. Одобряю. – Прошла мимо меня и бухнулась в кожаное кресло. – А мне нальёте?
Николай Иванович конечно же налил.
Всё было хорошо, и даже очень. Я цедил армянский коньяк тридцатилетней выдержки и вспоминал свою молодость. Коньяк этот залили в бочки в одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году. Славное было время! Время надежд, время предчувствия свободы. Мне было тогда двадцать семь лет. Я был здоров и энергичен, полон надежд и упований. Мне мерещились неоглядные дали и всё казалось достижимым. Полёты на Марс, личное бессмертие, какие угодно рекорды, слава, деньги, красивые женщины – всё уже было как бы моё (то есть твёрдо обещано внутренним чувством). Но лишь теперь я понял, что это было сиюминутное чувство сродни опьянению (если только молодость можно назвать опьянением и если избыток сил и восторг души можно сравнить с помешательством). Теперь я протрезвел, стал рассудительным и умным. Но, боже мой, как хочется снова впасть в этот юношеский маразм! И я задумчиво тянул из рюмочки терпкий армянский коньяк. А когда рюмка опустела, попросил ещё. Николай Иванович пытливо глянул на меня и молча наполнил рюмку до краёв.
– Вы мне всё больше нравитесь, – сказал он вдруг.
– Ого! – воскликнула секретарша. – Что я слышу? Это что-то новенькое! А я, стало быть, тебе уже не нравлюсь? Ну-ка, отвечай!
– Ну что ты, Верочка! – всплеснул руками Николай Иванович. – Ты у меня вне всякой
Секретарша широко улыбнулась, обнажив крепкие белые зубы. Видно, здорова она была изрядно. Сильная, гибкая, выносливая. И, судя по всему, совершенно без комплексов. Повезло Николаю Ивановичу с секретаршей.
В голове у меня уже шумело. Пить с утра я не привык. Тем приятней было это головокружение, эта теплота, что медленно разливалась по телу. Стало покойно и радостно. И я позавидовал Николаю Ивановичу. Впервые в жизни подумал о том, что ошибся с профессией. Нужно было идти в науку! Сидел бы теперь в какой-нибудь лаборатории, варил бы кофе по утрам и целый день копался в каких-нибудь научных отчётах. Никто тебя не донимает. Не нужно каждую секунду думать о смысле жизни и что-то там из себя выдавливать. Жизнь коротка и прожить её нужно как можно тише, чтобы не было никаких потрясений, ни личных, ни общественных. Хорошо бы начать всё сызнова. Ей-богу!
– Что-то вы загрустили! – Снова передо мной стоял Николай Иванович. – Это на вас так коньяк действует. Не ваш напиток.
Я молча кивнул.
– Вы правы. Больше не буду пить. – Опустив голову, я стал припоминать что-то важное… – Вы, кажется, хотели рассказать мне о чём-то. Я вас слушаю.
Николай Иванович оборотился к секретарше:
– Верунчик, я тебя отпускаю. Можешь идти домой. Всё на сегодня.
Секретарша встрепенулась.
– Как это всё? А эксперименты?
– Завтра проведём.
– Но ты же сам меня торопил. Я жидкий гелий через весь город пёрла, как законченная идиотка. Это что за новости?
– Ну извини. Видишь, ко мне человек пришёл. У меня очень важный разговор!
Секретарша зыркнула на меня своими глазищами.
– Ах так! Значит, он тебе важнее, чем я?
– Верочка, не капризничай. Я тебе вечером позвоню. Ну же, давай не бузи.
Секретарша поставила на столик рюмку со следами помады. Поднялась с оскорблённым видом. Сделала два шага и мотнула головой.
– Адью, мой птенчик!
– Мерси! – церемонно поклонился Николай Иванович.
Секретарша помедлила ещё пару секунд и наконец вышла.
Не выдержав, я рассмеялся.
– А вы неплохо вошли в роль. Можно подумать, вы эту Верочку всю жизнь знаете. А ведь сами мне вчера сказали, что впервые увидели её пару дней назад.
Николай Иванович развёл руками.
– Я сам удивляюсь! Оно всё как-то непроизвольно получается! Такое чувство, будто я всё это видел в далёком сне. А теперь вспоминаю. Иной раз вовсе не думаю, что говорить. Такое странное чувство, даже не знаю, как это объяснить. Вот вы играли когда-нибудь в театре?
Я отрицательно помотал головой. Николай Иванович быстро кивнул и продолжил:
– У меня такое чувство, будто меня выпустили на сцену, и я знаю, что всё это ненастоящее; но вдруг всё стало взаправду, и предназначенная роль как бы вошла в меня, стала моей новой сутью. Понимаете?
– Не вполне.
Николай Иванович подумал секунду, потом отмахнулся:
– В общем, всё это неважно. Я вот что хотел у вас спросить, только ответьте, пожалуйста, честно!
Я кивнул с преувеличенной важностью.