Заклятие слов
Шрифт:
– Но ведь это…
– Да, – кивнула она. – Знаки одной из масонский лож. А раз так, Полдневников не мог не разобраться, что за книги попали ему в работу – книги Новикова, одного из самых почитаемых русских масонов – и, естественно, к этим книгам он должен был отнестись очень бережно, не дать им пропасть. И я стала разыскивать потомков Полдневникова. Хоть что-то они должны знать? К сожалению, они не знали ничего. Тогда я попробовала поставить себя на место Полдневникова. Вот революция, хаос… Что он будет делать с книгами? Он их спрячет. Как он стал бы это делать, какие тайники изобретать?
– Я бы проглядел все, что когда-либо появлялось в печати о масонских ритуалах, – предположил я. – У них ведь много связано с понятиями “спрятать”, “скрыть”, и даже устанавливаются довольно
– И это тоже, – согласилась она. – Я и эту работу проделывала, как вспомогательную. Но прежде всего, я опять обратилась к книгам. По-моему, я более-менее продемонстрировала вам, что книги не случайно выстраиваются в определенном порядке и получают определенные номера. Попробуйте как-нибудь сами составить картотеку вашей библиотеки, по алфавиту и по темам и разделам, и вы увидите, какие удивительные и многозначительные совпадения будут возникать, как цифры сами укажут вам путь к той книге, которая вам сейчас необходима.
– Вы, как я все больше убеждаюсь, верите в нумерологию, – сказал я.
– Это не нумерология, – возразила она. – Это то, что я называю для себя периодической системой книг, нечто очень похожее на периодическую систему элементов Менделеева. Да, есть условность в таком названии, но суть оно отражает точно. И, как Менделеев мог предсказывать, что должны быть элементы с такими-то и такими-то свойствами, которые еще предстоит открыть, так и я могу предсказывать, с достаточной степенью вероятности, что должны быть пустые места, которые следует восполнить такими-то и такими-то книгами. Вот вам еще пример из моей практики. Работая над обновлением каталожных списков, я обратила внимание, что возникает пустое место на пересечении разделов “Действенные искусства” и “Технические справочники”. Как я разглядела это пустое место, подробно рассказывать не буду, чтобы не утомлять вас лишними цифрами и выкладками. Факт в том, что я начинаю анализировать, что должно быть на этом пустом месте, и понимаю, что его должен занять “Справочник по ремонту телевизоров в домашних условиях”. Я пишу заявку на такой справочник, который наверняка должен существовать. И что вы думаете? Двух дней не проходит после получения этого справочника и с центрального библиотечного распределителя, как заходит к нам мужчина и интересуется, нет ли у нас какого-нибудь руководства по ремонту телевизоров в домашних условиях. И выясняется, что с каждым днем эта книга становится все нужней, потому что ремонтный сервис в нашем городе и на низком уровне, и стоит дорого, вот и появляются умельцы, которые и возьмут дешевле, и сделают лучше. Но этим умельцам надо постоянно обновлять и улучшать свои знания техники… Моя система сработала!
– Интуиция, – сказал я. – Мне кажется, что вы, с вашим знанием читательского спроса, могли бы вычислять подобные вещи, и не прибегая к сложным и, извините, в какой-то степени сомнительным расчетам.
– Вы еще убедитесь, надеюсь, что они совсем не сомнительны, – сказала она. – Но…
– Но давайте вернемся к вашим поискам! – быстро сказал я. – Мне безумно интересно!
– Я решила вернуться к тому, с чего все начиналось. К “Ночи на гробах” Шихматова и к Юнгу. И все оказалось очень просто. Вот номер Шихматова, данный при перерегистрации 1927 года. Ф-1А. 22.6.Ш41. Я решила поглядеть, кому по регистрационным номерам 1927 года принадлежало сорок первое место на двадцать вторых шкафах шестых полках в других фондах. Я все фонды перебрала. И вот я обнаруживаю, что в фонде новых поступлений, Ф-ОН, шестая полка двадцать второго шкафа принадлежала букве “М”, а сорок первое место – это поэма Маяковского “Хорошо!”, самое первое ее издание.
– При чем тут Маяковский? – изумился я.
–Я тоже сперва не понимала. Но все же решила перелистать книгу. И прямо ахнула! Вы помните то место, где Маяковский встречается с Блоком?
– Погодите!.. – я тоже начал понимать. – Он встречает “мертвого”, в смысле, совершенно убитого горем и раздавленного, Блока, который сообщает, без всякого выражения: “Сожгли мою библиотеку!” Так?
– Совершенно верно. И
– Шахматово.
– Точно, Шахматово. Я начинаю искать, что в те же годы могло быть издано о Шахматове. И ничего не нахожу. Проглядываю все еще раз. И обнаруживаю, что кто-то из моих предшественников просто ошибся, описался, заполняя каталожные карточки – написал “Шихматово” – и в общем алфавитном каталоге книга “Шахматово. “Милая Россия” Блока: путеводитель по культурному заповеднику” оказалась непосредственной соседкой “Ночи на гробах” Шихматова!
– Странно, как все замыкается на довольно ничтожной, давно забытой книге, – сказал я.
– Не замыкается, а отворяется через нее, – поправила меня Татьяна. – Она оказалась на пересечении мощнейших силовых линий, вот в чем дело. Сама по себе она может ничего не значить, но точка пересечения, на которую она указывает, значит очень много. А может быть, все дело в том, что именно через это произведение дошли до многих русских читателей, минуя цензурные препоны, те идеи Юнга, которые уже были известны “посвященным” и на которые, в числе прочих, и Новиков опирался, в своей просветительской деятельности. И пусть эти идеи были изложены вяло, косноязычно, многословно и уродливо – заряд, содержащийся в них, все равно сработал…
– Идеи Юнга, идеи Новикова… – пробормотал я. – Погодите, но, если сложить все вместе, да еще припомнить символику масонов и розенкрейцеров, а “розенкрейцер” и переводится как “приверженец, рыцарь креста из роз”, то все указывает на “Розу и Крест” Блока? Получается, вам сигналили со всех сторон, что в “Розе и кресте” Блока кроется разгадка тайны исчезнувшей библиотеки? Вы это хотите сказать?
Она не успела ответить, потому что ворон, до того, казалось, совсем задремавший на руке Татьяны, вдруг встрепенулся и крикнул:
– Р-розенкр-райнц!
С безупречным, надо сказать, немецким произношением.
Мы помолчали, пока эхо вороньего крика, с минуту-другую отдававшееся под сводами хранилища, совсем не угасло, а потом Татьяна проговорила, глядя куда-то вдаль, словно мимо меня и забыв обо мне:
– Да… Если помните, в самом конце у Блока появляется образ “креста над вьюгой”. Вот к этому “кресту над вьюгой” все и сводилось. И то, что Бертрана тянет к “рыцарю северных стран”, Гаэтану, и то, что сюжет “Розы и креста” непосредственно связан с разгромом секты альбигойцев, которых многие считают одним из ответвлений розенкрейцеров и масонов, а то и предтечами масонов, передавшими масонам свои тайные знания, когда их стали выдавливать, сжигать на кострах, вырезать поголовно целыми городами и селами, не щадя ни женщин, ни грудных детей. Блок ведь цитирует слова папского легата, которого рыцари спросили, кого убивать, когда они возьмут альбигойский город Безье: “Режьте всех. Господь сумеет отличить своих от чужих.” Но и если отбросить все взаимопереплетенные намеки на нечто тайное, которое Блок имеет в виду, всю сложную символику и исторические отсылки… Надо просто вжиться в этот образ, “крест над вьюгой”, зримо представить его, ощутить. Просто увидеть, и все… Меня этот образ преследовал – именно как образ, ничего более, он вставал передо мной, упругий ритм слов рисовал его, словно кисть живописца, и все сильнее было внутреннее ощущение, что за этим образом и кроется окончательная разгадка…
И она стала декламировать, медленно и размеренно, тем “пустым” голосом, которым сам Блок любил читать стихи, предоставляя слушателям окрашивать в различные эмоции четко доходящие до них слова (кто слышал немногие сохранившиеся записи Блока, тот живо вспомнит и представит):
“Всюду беда и утраты,
Что тебя ждет впереди?
Ставь же свой парус косматый,
Меть свои крепкие латы
Знаком креста на груди”.
Странная песня о море
И о кресте, горящем над вьюгой…