Заклятие
Шрифт:
– Замуж? В 17? – протянула я, а потом почти сразу замолчала, понимая, что Ясмин, скорее всего, мусульманка, а в их культуре подобное явление – норма.
– Вот именно! – отозвалась она и показала на себя пальцем, – Как видишь, на мне нет никакой национальной одежды. Ливан – государство светское, и женщины там вольны делать все, что захотят. Моя семья не слишком религиозна, но, что касается замужества…
Ясмин тяжело вздохнула.
– Папа, братья и тетушки оберегали меня с самого момента маминой смерти, понимаешь? Они были слишком навязчивы. Постоянно пытались защитить от каких-то мнимых угроз,
– А твоя свадьба стала для них этой самой навязчивой идеей, – заключила я.
Ливанка кивнула.
– Они думали, что так будет лучше для меня и поэтому выбрали «подходящего» по их критериям жениха, – подобно мне, она также изобразила в воздухе кавычки. – Но я заупрямилась и заявила, что буду поступать в университет. Языки всегда были моей страстью, я безумно хотела получить соответствующее образование…
Я улыбнулась. Кажется, мы с этой девушкой точно сможем найти общий язык.
– У меня были похожие чувства перед поступлением. Я долго терзалась что выбрать: языки или литературу. Но, потом поняла, что одно другому не мешает. Правда, в этом плане, моя семья меня полностью поддержала.
– Папа долго со мной препирался, даже просил братьев как-то повлиять на меня и в итоге мы пришли к соглашению: я остаюсь дома и поступаю в один из университетов Бейрута, но при этом начинаю встречаться с тем самым человеком, которого он для меня выбрал.
– И что произошло потом? – я подперла ладонью щеку, отчетливо понимая, что хорошего конца у этой истории точно не будет.
– Несколько лет все шло хорошо. Мы встречались по три раза в неделю. Ходили в кино, на выставки… В общем, вели себя как самая обычная пара.
На мгновение Ясмин замолчала. На ее лице застыла грустная улыбка:
– А потом я пришла к выводу, что все это просто одна большая бессмыслица! Да, мы с Маликом много говорили, даже несколько раз ездили в совместные путешествия, но…
– Но, ты не могла изменить себе, – закончила за нее я.
Ливанка кивнула.
– Я все время пыталась сбежать от всего этого. Старалась как-то забыться, начать что-то делать и… тут меня осенило! Мне нужно было занятие, достойное настоящего филолога, и вот тогда-то я и начала изучать русскую культуру. Не знаю, почему я выбрала именно это… Может потому, что меня всегда привлекал холод, который был так непривычен для моих родных краев. До этого я уже была страстно влюблена в Скандинавию и даже выучила норвежский язык… Но потом вдруг поняла, что этого недостаточно.
– Очень необычно, – прокомментировала я. – Когда-то я хотела выучить шведский, но из этого ничего не вышло.
– Как бы там ни было, я начала усердно учить язык. Отец даже нанял для меня преподавателя, я принялась за программу, как за баллон с бесценным кислородом. Когда я поняла, что могу достойно осуществлять переводы, Малик ни с того ни с сего пригласил меня съездить вместе с ним в Париж. Когда я… совершенно случайно узнала от одной из тетушек о… «цели» этой самой поездки, то ужаснулась.
Я нервно сглотнула, понимая, что рассказ подходит к концу.
– Они сказали, что там он собирается сделать мне предложение. А это означало, что он также, скорее всего, потребует от меня чего-то «большего», чем наши… привычные объятия.
– И что ты сделала?
–
– И как твоя семья это восприняла?
– Ты даже не представляешь, какой грандиозный был скандал! Отец и братья считали, что я сошла с ума, что я не в себе. Семья Малика пришла в гнев! Им очень хотелось заполучить меня в невестки.
– Это и не удивительно, – улыбнулась я. – Ты только посмотри на себя! Ты же просто красавица!
– Спасибо. – Ясмин одарила меня своей лучезарной улыбкой. – Малик был расстроен, но не убит. Он всегда прекрасно знал о моих чувствах и потому поддерживал, как мог. Я знала, что он влюблен, но ответить на его чувство я, увы, не могла.
Снова повисла пауза.
– Я рада, что приняла это решение. Мне не хотелось никого обманывать, – продолжила она. – Я сказала отцу, что хочу перевестись в другой университет, как можно дальше от Бейрута. На меня давила вся эта гнетущая обстановка. Наверное, именно тогда что-то и подсказало мне, что я должна продолжить свое образование здесь, в России. Написать диплом, начать нормально практиковать язык, а заодно и обо всем подумать. Папа обо всем позаботился, и… вот я здесь!
Ясмин победно ткнула в себя пальцем.
– Не жалеешь о том, что твоя жизнь могла бы сложиться по-другому, если бы ты тогда поступила так, как хотели твои родные?
– Нисколько! Мне здесь нравится, хоть и немного холодновато!
Мы обе вновь улыбнулись.
– Мне нравится изучать русский язык, ваши обычаи. Правда, оказалось, что с общением могут возникнуть… некоторые проблемы. Мне тяжело было адаптироваться. Ольга и Виолетта были первыми, с кем я здесь познакомилась. Мне казалось, что они такие милые…
– Просто, они хорошо умеют притворяться, – сказала я. – «Новенькие» – их наибольшая слабость. Ольга любит держать всех «нужных» людей под контролем. Ей всегда пригодятся те, кто сможет доставать сведения о тех, кто ей не нравится.
Я выдержала паузу.
– Ну, или те, кто чем-то отличается от остальных.
– Она была очень приветливой, интересовалась откуда я, почему перевелась. Много рассказывала об университете. Мне казалось, что для того, чтобы понять ваш народ – общение наилучший вариант. Мы довольно много разговаривали друг с другом, но однажды она начала поливать грязью одну девочку с другого факультета. Тогда-то я и поняла, что она и ее подруги – самые настоящие лицемерки. На этом мое общение с одногруппниками и закончилось. Пару недель спустя я поняла, что люди у меня за спиной начали перешептываться, а потом и вовсе перестали разговаривать со мной.
– Жаль, что мы с друзьями не вмешались раньше, – протянула я, собирая грязную посуду на поднос. – Мне бы хотелось получше узнать тебя Ясмин. Мне понравилось, как мы сегодня поговорили. А насчет Петровской не волнуйся! Она невзлюбила тебя не потому, что ты отказалась быть ее «шестеркой»… А потому, что ты гораздо красивее ее! Она терпеть этого не может.
– «Щчестеркой»? – непонимающе протянула Ясмин. – Что это значит?
Я улыбнулась и четко произнесла это слово по буквам.
– Не «щчестеркой», а шестеркой. Это такой человек, который вечно находится у кого-то в услужении.