Заклятые пирамиды

Орлов Антон

Диспуты, о которых вспомнил Эдмар, в Молоне регулярно проводились Отделами Добромыслия при местных Управах. Тот, кто получал приглашение, обязан был явиться туда и поучаствовать в общем разговоре, а воспитатели-доглядчики внимательно слушали, кто что скажет. Иной раз после диспута кого-нибудь брали под наблюдение, как не вызывающего доверия зложителя.

– Вот удивительно, как ты, при твоих-то помыслах, ни разу не нарвался, – добавила лекарка.

– Так я же имел в виду, что там можно болтать, а что нельзя, – ухмыльнулся маг.

– И это не фальшь, по-твоему?

– Она самая, но не такая

приторная и масляная, как у любезного тебе Нохиш-нубы.

– Зачем же ты его нанял, если в чем-то подозреваешь?

– А что он может мне сделать? – Эдмар пренебрежительно фыркнул. – Как маг он для меня мелкая сошка. Рассчитывает поживиться на раскопках – если стащит какую-нибудь мелочовку, я даже отбирать не стану. Он недурной организатор и умеет управляться с работниками, тем и хорош. Главное, к себе его не подпускай, а то будет у тебя еще одно разочарование после Улгера. Если хочешь любовника, выбери кого-нибудь из сурийцев, а я потом попрошу Махур-нубу язык ему отрезать, чтобы не болтал во вред твоей репутации.

– Да что ты городишь?! – лекарка задохнулась от негодования. – Чтоб тебе самому типун на язык… Тьфу, прости меня, Тавше, не хотела я такое брякнуть, а то самой же лечить… Видишь, ты меня до греха довел. А Нохиш-нуба – обходительный кавалер, но ничего между нами нет, не думай лишнего.

Зинта не кривила душой. Ей порой вспоминался Суно Орвехт, и такие мысли в голову лезли, что становилось жарко и одновременно тоскливо – это же всего-навсего мысли, пустые фантазии, в жизни этого никогда не будет… А маг-полукровка развлекал ее разговорами, с видом дамского угодника оказывал мелкие услуги, и дальше дело не заходило, но ей показалось несправедливым, что Эдмар на его счет злословит почем зря.

– Из всей нашей банды я могу доверять только Махур-нубе и тебе, – обронил тот после новой паузы. – Потому что знаю, чего вы хотите.

– Ты знаешь, чего я хочу? Тогда поздравляю, потому что насчет этого я и сама понятия не имею, кто бы мне растолковал – спасибо скажу.

– Вот-вот, – усмехнулся маг. – Махур-нубе нужно известно что, не будем об этом вслух, а ты хочешь сама не знаешь чего – например, тащиться на край света через пустыню без особой цели или сидеть тут рядом со мной и смотреть на закат. Ваши желания чисты. Все остальные вынашивают корыстные планы, без конца прикидывая, как бы меня обвести вокруг пальца и урвать кусок пожирнее, когда откопаем клад. Грустно, зато не позволяет расслабиться. Пойдем ужинать?

Проторенных караванных путей, помеченных на всем протяжении следами верблюжьей мочи, в этом направлении не было. Вереница животных, оставшись без привычных путеводных запахов, пробивающихся сквозь песок, тянулась за наколдованным Эдмаром фантомным верблюдом – таким же большим и горбатым, как настоящие, с такой же порыжелой на солнце бурой шерстью.

На третий день впереди замаячили Собачьи скалы – темное пятнышко у горизонта, где светло-желтое песчаное море граничит с небесной голубизной.

Вблизи они оказались морщинистыми, растрескавшимися, выветренными – выпирающие на поверхность старые мослы земли, один их вид наводил на раздумья о седой древности. Тусклые пыльные махины горбились под знойным солнцем, в трещины и расселины намело песка. Звуки блуждали

и постепенно замирали, отражаясь от раскаленных стен, складчатых, словно шкуры огромных окаменевших животных.

Оставив караван под присмотром Нохиш-нубы, Эдмар с телохранителем, Зинта и молчком прибившийся к ним Дирвен пошли посмотреть на нерукотворные скульптуры. Маг определял дорогу каким-то своим способом и шагал уверенно, словно уже бывал здесь.

Очередной поворот, и впереди площадка с изваянием посередине: под крутой аркой выгибает спину кот с кисточками на ушах. Каменный, но как живой. Вокруг, по сторонам света, еще четыре статуи – горделиво сидящие псы, не похожие друг на друга, зато одинаково величественные.

Пепельно-серые, под стать окружающим скалам, они выглядели так, словно были созданы вчера: нигде ни щербины, ни трещинки.

– Старые люди говорят, эти каменные звери были здесь всегда, с начала времен, – вполголоса сообщил Махур-нуба.

– Не с начала, – с задумчивым видом возразил Эдмар. – Они появились после одной истории, которая случилась страшно сказать сколько веков назад. Великие псы пылинке не дают упасть на свое творение. Не удивлюсь, если во время песчаных бурь это безопасный островок посреди всеобщей круговерти.

– Так и есть, алмаз моего сердца.

– Я это место на картинках видел, – поделился Дирвен. – Наши маги определили, что арка изображает Врата Хаоса.

А Зинта смотрела молча, стараясь проникнуться настроением скульптурной группы. Ей показалось, что оно довольно-таки невеселое: псы, несмотря на свой царственный вид, выглядели печальными, особенно каменный Дохрау, занимавший место на северной стороне площадки.

– Ты почувствовала? – взглянув на нее, приподнял бровь Эдмар.

Она кивнула.

– Считается, что кот под аркой символизирует силы Несотворенного Хаоса, которые хотят прорваться в Сонхи, а великие псы не пускают его и стерегут наш мир, – тоном гида произнес Дирвен.

– А по-моему, наоборот, – лекарка покачала головой. – Мне кажется, они его провожают, из-за этого им грустно.

– Зинта, ты меня иногда поражаешь, – заметил маг. – Навскидку в яблочко попала. Не знаю, какой там узор вышел из-под иглы Безглазого Вышивальщика, но все так и было, как ты говоришь. Это прощание. Северный Пес больше всех его любил, поэтому вид у него самый понурый.

– Вы насочиняли, как после шестой кружки пива, – не сдался Дирвен. – Кошки с собаками друг друга не любят. И чего он тогда спину выгнул, если его по-хорошему провожают? Маги-исследователи пришли к выводу, что здесь изображен лазутчик тьмы в кошачьем облике…

– Твои маги-исследователи ни чворка не знают, – фыркнул Эдмар. – В богадельню их нужно всем скопом. Ну, может, за редкими исключениями.

– А ты будто знаешь?

Мальчишка с вызовом сощурил глаза, светло-зеленые, как вода в лягушачьем пруду, опушенные длинными соломенными ресницами. Матхаву он во время переходов нередко снимал, поэтому успел загореть до оттенка золотистой бронзы, при этом нос у него облупился и вовсю облазил. Эдмар его раздражал хуже некуда, он и не пытался это скрывать. Только присутствие телохранителя удерживало его от какой-нибудь задиристой выходки. Зинта понимала, что ее присутствия для этого определенно не хватило бы.