Заклятые враги
Шрифт:
— Скажи мне, — он повернул сестру к себе, — этот шрам — так и не сойдёт, правда?
Она кивнула. Протянула руку, провела рукой по коже — шрам был едва заметной тонкой полосой и почти не портил её лица. Казалось, даже добавлял необычности, может быть, превращал её во что-то уникальное.
— Я не хочу от него избавляться, — покачала головой Эрла.
— Как он чуть не погиб?
Ей хотелось промолчать.
— Защитил тебя, правда?
— А ты знаешь, где поселились Анио и Реза? — она попыталась рассмеяться, но смешок прозвучал глухо и очень устало. — Они решили, что за домик отшельника
— И ты, наверное, в тот момент надеялась, что он выживет. Что его сердце будет цело. А теперь своими же руками собираешься его разбить, только потому, что боишься своей же матери, согласен, чуточку склонной к некоторой тирании. Но не более того! Мама, в конце концов, всегда будет твоим лучшим другом, но это не повод отмахиваться от любви.
— Я даже не знаю, как так вышло, — вздохнула Эрла. — Полюбить врага… Я ж его терпеть не могла, когда мама описывала… Описывала, насколько противен герцог Ламады. А сейчас я бы так хотела просто уехать куда-то с ним… Будь он хоть сто раз простолюдином, теперь, с новыми законами. Мы бы нашли, как жить. Но мать никогда не позволит нам быть вместе.
Она сейчас казалась такой расстроенной, такой грустной — будто бы поздняя осень. Эрла родилась, когда земли коснулся последний алый лист — дочь огненной королевы.
Сколько себя помнил Рэй, рядом была его младшая сестричка. Разница всего в два года — он помнил, как радовался папа, как он сам, мальчишка, бормотавший что-то непонятное — не выговаривал половину букв, — заглядывал в колыбель.
Как обнимал тогда маму, как прижимался к отцовской ноге — они и тогда уже внешне были похожи. Как бабушка по вечерам рассказывала ему сказки и зажигала пламенные огоньки на кончиках пальцев.
Как отец взращивал растения из-под земли, а ещё — не проходило и недели, чтобы он не притащил им во дворец какого-то кота, и папа каждый раз улыбался и соглашался, а мама злилась — у Эрлы может быть аллергия. А вдруг это чудовище с хвостом посмеет её оцарапать?
Помнил, как один кот даже остался, тот, что не блохастый. И они вдвоём — пятилетний Рэй, трёхлетняя Эрла, — возились с ним повсюду.
Кот куда-то делся, когда Шэйран стал старше. Ему было четырнадцать, их пушистый друг сбежал, или, может быть, и вовсе погиб, а Рэй собрал вещи и отправился в Вархвскую академию, впервые делая самостоятельные шаги на этом пути.
Он уже тогда видел — необязательно быть слабым, если ты мужчина. Можно, как отец, завоёвывать страны, расправив гордо плечи, драться не на жизнь, а на смерть, но одинаково каждый раз побеждать.
Его маленькая Эрла так и осталась крохотной сестрёнкой — даже когда вытянулась, когда стала привлекательной девушкой, лишённой всякого кокетства. Одно слово — матриархат; такая прямая, такая искренняя, такая родная. Он никогда в своей жизни не переставал её любить, она, наверное, единственная верила в него от начала и до конца.
Теперь, когда они выросли, всё было совсем иначе. И больше Эрлу не сдерживали оковы, навешанные мамой, и он тоже расправил плечи и уверенно шагал вперёд, не давая себе ни на секунду остановиться — так было нужно.
И она, его маленькая Эрла, хотела сдаться?
— Плевать на мать. Просто оставайтесь вдвоём — и пусть она делает всё, что хочет. Разве важно то, что будет думать мама, если вы любите друг друга? — Шэйран усмехнулся. — Между мною и Мон всегда стояла религия. И каждый раз мы наталкивались на эту тень — на богиню, на Первого. Они, словно те паразиты, разъедали чувства, разъедали мысли, и сколько должно было миновать бессонных ночей, чтобы увидеть их настоящих? Чтобы понять, что в выдуманных религиях нет ни капли правды?
— Даже если я рискну, — покачала головой Эрла, — он со мной быть не захочет.
— Почему?
— Я — дочь Лиары. Я отобрала у него его герцогство — ну, не лично, конечно же. Но всё равно, мама всё это делала, чтобы потом передать мне. И он это прекрасно понимает. Думаешь, он сможет быть спокоен, пока не отвоюет Ламаду? И не отвоюет. Мама не позволит ему стать герцогом. Никогда. Мы так и останемся с разбитыми сердцами на обочине большой дороги.
Рэй усмехнулся. Ему не хотелось об этом говорить — он думал, что, может быть, Эрла хотела бы и сама занять трон.
Но сейчас — слишком уж это казалось нереальным.
— Кем бы ты хотела быть больше, герцогиней или королевой? — спросил он.
— Любимой, Рэй. Любимой.
Он облегчённо выдохнул воздух, словно признавая, что украсть у сестры её по закону место было труднее всего на свете — труднее, чем править державой, чем наконец-то занять родительское место на престоле — место, о котором он никогда и не мечтал.
— Тогда не волнуйся, — вздохнул он. — Можешь сказать своему Эльму, что Ламада его. В пределах державы, конечно же.
— Мама никогда не позволит ему занять это место.
— Не имеет значение то, что позволит мама.
— В любой стране всё решает правитель.
— Да, Эрла. И, если хочешь, первым делом послезавтра я издам указ, чтобы твоего Марсана вернули на его место. Не могу ж я позволить сестре, в конце концов, страдать.
Она подняла на него взгляд, ошеломлённый, но отчего-то такой счастливый, что глаза будто бы светились.
— Тебя коронуют? В Эрроке?
— Я не знаю, как теперь назвать эту страну. В Эрроке, в Элвьенте, в Торрессе… — парень вздохнул. — Они отказались. Отреклись от трона, понимаешь?
— Папа? Мама?
— Да. Оба.
Эрла мотнула головой — и засмеялась, так легко, так весело, будто бы впервые в жизни смогла наконец-то почувствовать себя счастливой.
— Обещай мне, — промолвила наконец-то она, — что перед всеми этими герцогскими статусами ты женишься сам. И… — в глазах заплясали забытые давно уже счастливые искринки, — вы с Мон немедленно заведёте достойного пушистого кота!
========== Глава восемьдесят восьмая ==========
Остывающие алые лучи эрроканского солнца осветили длинную дорогу тонкой полосой, придавая ей кровавый оттенок. И будто бы замерли, повинуясь высшей боли.