Заклятые враги
Шрифт:
— Кто-то ещё из близких погиб? — наконец-то выдавила она из себя усталый вопрос.
— Ты не можешь быть счастливой, правда?
— Ответь мне — и я отвечу тебе, — пожала плечами королева. — Иначе это, Тьеррон, не сработает. Ты не можешь заставить меня ответить правдиво, пока сам этого не сделаешь.
— Зачем тебе знать?
— Хочу знать, всех ли я оплакала.
— Наши дети живы и здоровы, — усмехнулся Дар. — Ты больше ни по ком бы не проливала слёзы, я уверен. Что ж… Вернулась та эльфийка, которая стала берёзой. Смертная, с далеко не такими острыми ушами, жутко сердитая
Лиара молчала — словно ждала, что он продолжит.
— Нашли сына твоей покойной советницы, — его голос был так бодр и уверен, что Лиаре даже показалось, будто бы она оказалась в прошлом. Дарнаэл давно не разговаривал с ней так. — На поле боя он пробыл, кажется, от силы полчаса, но зато во дворце прятался — будь здоров. Сейчас откопали, откормили, говорит — хочет занять хижину в лесу и стать отшельником.
— Может быть, для мальчика это единственный разумный выход, — со всей серьёзностью ответила королева. — В конце концов, он устал, он потерял своих родителей, у него нет любимой…
— И Реза рвётся скрасить его часы в маленьком домике на отшибе или посреди леса. Поскольку лесом, скорее всего, они выберут особо заросшую деревьями местность в твоём королевском саду, я б не стал вещать об отдыхе.
— Ты слишком жесток.
— Милая моя, — Дар рассмеялся, — у малодушных людей не хватает размаха для настоящей скорби. Они громко плачут, трясутся в уголке и даже проклинают свою судьбу, но через несколько часов отходят и вновь радуются жизни. Или, может быть, просто смирно растут. Те, кто не в силах с размахом жить, не может и погибать ярко. Очередная серость. В конце концов, сойдутся, поженятся, заведут детей. Она будет до конца своих дней считать себя его спасительницей, потому что на большее попросту не способна, а он станет считать себя жертвой семейных обстоятельств. В их семье навечно установится матриархат, и в глазах каждого второй будет в этом виноват.
— У нас ведь так не получилось, — сжалась она. — Мне бы не хотелось, чтобы кто-то посмел вот так говорить обо мне или том, кого я выбрала.
— Мы с тобой, Лиара, достаточно много натворили, чтоб уж точно запомниться в этой проклятой истории, — покачал головой Дарнаэл. — Но жалеть никого я не могу — не хочу. И не буду.
— Ты вообще никогда никого не жалеешь, — согласилась Лиара. — Ты даже мать свою пощадить не смог — простая казнь была бы для неё лучше, чем вечное изгнание в Дарну.
— А мне как-то приятнее думать о том, что она блуждает по южной столице в поисках развлечений, ночует в тёплом дворце и пользуется всеми привилегиями королевы-матери, чем вспоминать, как прекрасно шатается её труп на виселице, — сухо отозвался он. — И пусть все считают, что я поступил, как самый настоящий идиот, думаю, у нас это семейное, и она точно так же поступила бы.
Лиара рассмеялась. В словах Дарнаэла было столько лёгкости и простоты, что она сумела даже отбросить на несколько минут собственную грусть и почувствовать, за что на самом деле так любила этого мужчину.
Он мог развеять её самые отвратительные сомнения и сделать день ярким в любой ситуации, пожалуй, даже в самой плачевной.
Но смех быстро сменился очередной волной грусти — королеве хотелось покоя, хотелось ясности и хоть какой-то чёткости в будущей жизни, и она очень сомневалась в том, что Дар мог подарить ей сейчас хоть что-то из этого, если не решить последние несколько вопросов.
— Ты мне не сказал.
— О чём?
Она не ответила, позволяя ему и самому понять, что произошло — что пошло не так. Тьеррон только молча обнял женщину за плечи, притягивая её к себе, и криво усмехнулся.
— О том, что не хочу больше править? Так ведь ты тоже была на поле боя, Лиара. ты видела, что с ними всеми случилось. Ты думаешь, после этого возможно взойти на трон?
— И что тогда будет?
— Не знаю. Думаю, наш сын достаточно силён, чтобы справиться с этим сейчас. Народ почувствует, что надвигаются перемены. А войны, в конце концов, всё равно останутся на мне. Это ведь не значит полностью отойти от дел, Лиа. Если ты не хочешь — твоё право.
— А если хочу?
Он резко разжал объятия — Лиара почувствовала невообразимый холод, смешавшийся с удивлением в родных синих глазах, и разочарованно содрогнулась, словно предчувствовала такую реакцию с его стороны. Может быть, даже ожидала того, что Дарнаэл её понять никогда не сможет.
— Я тоже устала, Дар, — прошептала она. — И мне тоже давно уже надоело править. Народ после всего этого не захочет принимать матриархат.
— Так отрекись от религии.
— Я так привыкла… Знаешь, будто проиграть самой себе.
Он согласно кивнул — разумеется, прекрасно понимал, о чём именно она пыталась сказать. В этих странах их, конечно, примут, примут, как победителей, вот только кому от этого станет легче? Они давно уже устали от своих престолов, давно уже успели испить горькое вино вражды — может, хватит?
— Этим странам давно уже пора стать одним целым, — согласился Дар.
— Это вполне можно было осуществить и иначе.
— Ты думаешь, то, что мы бы с тобой были вместе, что-то изменило бы? Всё равно разрозненные народы, ты — здесь, я — в Элвьенте, а то и всегда на войне. Даже если бы мы никогда не расставались, два короля не могут править одной страной.
Лиара закрыла глаза.
Она, конечно же, ещё ни от чего не отрекалась — но это и так было понятно, то, что говорил Дар. Он предлагал ей выбор — решить, чего она желает больше.
Наконец-то обрести покой и своё счастье рядом с ним или всё-таки предпочесть бесконечное сражение за власть. Бороться со своими собственными гражданами, пытаться заставить их действовать так, как они пожелают, всегда сталкиваться с человеческой неприязнью.
— Она сказала, не было никакого пророчества, — вдруг выдохнула Лиара. — Эрри. Заявила, что это глупость. Во всеуслышанье. И что всё происходит так, как происходит, лишь потому, что мы сами творим своё будущее.
— Ты когда-то хотела оставить Эрле королевство. Только потому, что так было написано, верно, Лиа?