Заключенный
Шрифт:
— Извращенцы, которые держат мальчиков в подвалах, не отправляют их в школу.
— Когда ты выбрался оттуда, тебе было одиннадцать лет?
Он водит пальцем по бухгалтерской книге в кожаном переплете.
— И другим парням к тому времени было четырнадцать или пятнадцать лет. И ты оказался в «Брэдфорде».
— Да. Зарегистрирован в отеле Брэдфорд, — говорит он саркастически.
Потому что они не регистрировались. Я представляю, как они отдирают доски. Просто дети. Именно тогда они вступили на преступную тропу.
— Таким образом, как ты научился читать?
—
— О, — говорю я.
Это объясняет многое. Пробелы в его понимании вещей.
— Нейт составил много игр на угадывание по итогам чтения того материала. Не совсем образование, но это ощущалось, как борьба. Как заявление, что они не могут отнять у нас все. Не совсем образование, но…
— Это восхитительно, — говорю я. — Потому что вы боролись за это, и это ваша заслуга. И это восхитительно, то, как вы, парни, провели друг друга через все…
Он водит пальцем вдоль железной полки.
— Почему ты не вернулся в свою приемную семью?
— Я никогда не чувствовал их своей семье, в отличие от парней. Когда ты находишься с кем-то так долго, то уже не существует другой, более крепкой связи. Мы были против них, против всего мира.
Его боль проникает в меня.
— Это — подарок, который те извращенцы дали тебе. Братьев, которые больше, чем братья. Больше, чем семья.
— Не романтизируй это. Те животные, которые взяли нас, Эбби… они отняли много.
— Нет, — говорю я.
Он отводит взгляд, и эта картинка возвращает меня назад, в то время, когда я жила на севере с мамой. Мы жили в районе трущоб, и всю ночь выли сирены, как мы узнали на следующее утро, по соседству горел дом. Мы пошли посмотреть, и эта огромная почерневшая оболочка, обвешенная сосульками, как бриллиантами, на фоне синего-синего неба, была самой красивой вещью, которую я когда-либо видела.
Грейсон похож на тот дом. Прекрасный в своем разрушении.
Он изучает меня обеспокоенным взглядом.
— Возможно, они отняли слишком много, понимаешь?
Я кладу свою руку поверх его, на шрам с изображением боевых топоров.
— Нет, Грейсон. Не говори так.
— Почему я не должен говорить так? Иногда я смотрю на других людей, вроде тех парней, которых встретил в тюрьме, и они другие. У них есть что-то, чего нет у меня. Я не знаю, что это. Просто знаю, что это так… — он качает головой.
Отняли ли они то, что делает его человеком? То, что делает его цивилизованным? Вопрос, который он пытается четко сформулировать.
Библиотека вращается передо мной, как зеркальные стены в парке развлечений, отражая во мне гребаные версии Грейсона. Отражая меня, потому что я здесь, с ним. Все сказали бы, что мы не правы во всем, что делаем. Но для меня мы не ощущаемся неправильными.
Они отняли то, что делает
Грейсон смотрит на меня, отчасти с надеждой, отчасти со страхом. Он нуждается в моем ответе. Действительно хочет знать. Я притягиваю его ближе и запускаю руку в темные волосы.
— Они не отняли ничего важного, малыш. Они не забрали то, что важно.
На его лице появляется странное выражение, которого я не видела раньше.
— Давай найдем нужные планы здания.
33 глава
Грейсон
Эбби ведет меня через библиотеку. Сначала мы смотрим за стойкой, выясняя, где хранятся документы. Это большая городская библиотека с множеством столов и рабочих мест для армии библиотекарей. Я пытаюсь представить ее заполненной людьми, но все, что могу видеть, — это оранжевые комбинезоны, шаркающие на построение.
Они не забрали то, что важно. Я продолжаю снова и снова прокручивать фразу в голове. Например? Я хочу спросить. Что они забрали? Что они оставили? Этого достаточно?
В такие минуты я понимаю, как велико расстояние между нами. Пещерный человек — вот кем она видит меня. Я предполагаю, что мой ответ находится именно здесь. Ответ на то, почему она опасна, почему я должен освободить ее.
Я никогда раньше не чувствовал, будто мне чего-то не хватает, пока Эбби не встретилась на моем пути. Я был озлоблен, чертов чужак в этом мире, но никогда ни в ком не нуждался.
Частично, по этой причине, Стоун хочет ее смерти. Если мы получим чертежи, сказал он перед отъездом, мы больше не будем нуждаться в ней. Но она нужна мне. Я не скажу Стоуну об этом, потому что в его глазах это — слабость. И, возможно, так и есть, но меня это не заботит. Они не догадываются, что она — это недостающая часть меня.
Лучшая часть.
Нейту тоже она не нравится. Речь идет не о том, что он защищает меня. Речь больше о том, чтобы не втягивать больше людей в это безумие. И есть еще Колдер. Святой, чье гребаное имя означает, что он смертоноснее, чем кто-либо. Он получил такое имя, потому что он никого не трахает. Или больше не делает этого, с тех пор, как мы были детьми-на-пакетах-молока. Ему определенно не нравится присутствие Эбби здесь. Никому из остальных парней это не нравится.
Но я восстановился почти на сто процентов, и кто-либо, идущий за Эбби, проходит через меня. Я всегда приду за ней и всегда буду защищать ее, и она об этом знает.
Мы обходим лифт и спускаемся по лестнице в подвал, туда, где, по ее мнению, хранятся исторические документы.
Я поворачиваю фонарь, помогая ей найти путь сквозь стеллажи, пока она не вытаскивает толстый переплет, поднося его к лучу света.
— Нашла.
Я удивленно поднимаю брови:
— Это было быстро.
— Итак, то, что нам нужно, в одной из книг. Я не знаю, в какой именно, так что поиски займут время. Поэтому, думаю, мы можем просто взять с собой все и найдем то, что нам нужно, когда вернемся назад в «Брэдфорд».