Закниженная пустошь
Шрифт:
Расходятся.
Расходятся стрелки, расходимся мы с тем, кто не отпускал меня все это время – расходимся дальше, дальше, в бесконечность.
Я еще слышу его, он пытается до меня докричаться, остановись, не надо, послушай – я не хочу ничего слушать, я отключаюсь от него, бесповоротно, окончательно…
…смерть наступила в результате того, что у покойного недоставало души для поддержания жизни. Каким образом он существовал до этого, остается загадкой…
Стать городом
– …вы хотите стать каким-то конкретным городом?
– Ну, нет… – человек мнется, теряется, – я не знаю…
Оживляюсь. Вот таким я и помогаю, которые еще не знают, которые только смутно представляют себе, какими городами они хотят быть – и нужно помочь, и нужно показать человеку, что такое вообще – город, как это – город, какие они бывают, города, а то так вот живет человек, смотрит на города, и не видит, какие они вообще…
– Ну вот, посмотрите, Прага… а вот это вот Острава… Либерец… Вот, Варшава, например… хотите быть Варшавой?
– М-м-м-м…
– Что такое?
– А можно так, чтобы немножко Варшавой, немножко Прагой, еще немножко Остравой и Зальцбургом?
Мысленно киваю сам себе, ага, наконец-то догадался. Вот это в моей работе главное, чтобы человек сам догадался, что может стать не одним-единственным городом, а может от каждого города взять по чуть-чуть, составить что-то свое…
– Конечно, можно. Давайте еще посмотрим, вы видели не все города…
Я должен показать ему все, все, обязательно, и мосты Праги, и башенки Вены, и розы на балконах Парижа, и плющ на стенах Дорсета, красный по осени, и причудливые часы Йорка, и…
Он должен увидеть все.
Все.
Это моя задача – из кусочков, из осколков, из обрывков помочь человеку составить город, его город, тот город, которым он станет. А ведь это еще не все, дальше пойдут мимолетные, едва различимые нюансы, хочет ли он рассветный холодок Кентберри или полуденный зной Клагенфурта, или дождливый вечер в Вильнюсе, когда осень окончательно вступила в свои права.
Такая работа.
Помочь человеку стать городом.
Так что я вам сразу говорю, если хотите городом – это только ко мне. Вы не ведитесь на яркие рекламы, разноцветные вывески, скидки, индивидуальный подход – врут они все, сунут вам какой попало город, а он, может, и подходит вам, как пятое седло корове… Так что за городами это только ко мне, со мной не ошибетесь, точно не ошибетесь…
…я останавливаю машину на холме, я помогаю выбраться из машины человеку, который уже почти не человек, осторожно укладываю его на траву, бормочу что-то утешительное, это я умею. Работа такая, быть с человеком в последние минуты, проследить, чтобы превратился в город, да не как-нибудь, а как надо, со всеми закоулками, со всеми легендами, воспоминаниями, с осенним дождем на площади, с ветром, сорвавшим листья с каштана возле старой церкви, с месяцем, который зацепился за шпиль…
Что-то не так, говорю я себе.
Еще не понимаю, что именно, но чувствую – что-то не так.
Здесь.
Сейчас.
Настолько не так, что хочется уйти, не просто уйти – убежать, здесь, сейчас, броить человека, самому броситься прочь, и пропади оно все пропадом, пропади, пропади, пропади.
Не бросаю.
Я должен довести дело до конца.
Должен, говорю я себе.
Терпеливо выстраиваю кварталы, окна домов, черепицу крыш, изгибы вывесок, свет фонарей, смотрю, как трансформируется живая плоть, как сухожилия вытягиваются в причудливые каркасы зданий, как сетка кровеносных сосудов растекается причудливым лабиринтом рек и каналов, как нервная система расстилается улицами, как туманом расползаются по улицам недосмотренные сны, как в витражные окна вместо стеклышек встраиваются несбывшиеся мечты, как глаза – зеркало души – растекаются циферблатами на ратуше…
И все-таки с этим городом что-то очень и очень не так, понять бы еще, что не так. Нет, не понимаю, город кажется обычным городом, каких множество – на холмах, на пустырях, на лугах.
Я жду.
Часы на ратуше отбивают полночь.
Получилось, говорю я себе. Получилось.
Отступаю на шаг назад.
Кланяюсь городу.
Ухожу. Медленно, плавно, со всем почтением к усопшему, сколько ему там было, вроде, девяносто восемь, большой срок.
Когда вы умрете, вы станете городом.
Если захотите.
Я помогу вам, я сделаю вас таким городом, каким вы захотите. Так я говорю тем, кто приходит ко мне. Хотя правильнее будет сказать – сделаю таким городом, каким захочет сам город.
…и все-таки меня не оставляет мысль…
…смотрю на фото.
Мир обрывается.
С трудом выжимаю из себя:
– Д-да… я знаю этого человека…
– Вы…
– …сделал его городом. Вот, договор, пожалуйста… на добровольной основе…
– Вы… что вы с ним сделали?
Нет, не отстает полиция, не отстает, черт побери, что надо-то, что непонятно-то, неужели сволочь какая-то наклеветала, много их, сволочей, завидуют, бесятся, что так вот не могут, как я, сделать человека не абы каким городом, а – Городом, вот и бесятся, вот и…
Чеканю слова.
– Я. Помог. Ему. Стать. Городом.
– Да?
– Именно так. А…
– …а как вы объясните, что он ушел?
Мне кажется, я ослышался:
– К-куда ушел?
– Это у вас надо спрашивать, куда…
Даже не говорю, что у меня спрашивать бесполезно.
…беспрецедентный случай, когда трансформация прошла не до конца, и человек, так и не ставший городом…
– …если вы мне его не найдете, я не знаю, что я с вами сделаю, – он говорит медленно, с расстановкой, я понимаю, что дело серьезное.
Человек.
Человек, который не стал городом….
– …он убит.
– А?
– Убит, – показываю искореженный кусок того, что так и не стало до конца городом.