Закниженная пустошь
Шрифт:
…сцепляемся – крепко, не на жизнь, а на смерть, катимся по пустоте, по какому-то скомканному, искалеченному пространству, что-то попадает мне под локоть, что-то катящееся, твердое, хочу оттолкнуть, вовремя спохватываюсь, что вижу перед собой отрубленную голову, пытаюсь проявить хоть какие-то почести умершему, смотрю в лицо, узнаю. Пинаю отрубленную голову, раз, другой, третий, ору себе тогдашнему, вот он, кумир твой недоделанный, который тебя в эту мясорубку послал, людей убивать, вот, его обезглавили, видишь…
…мне не по себе от того, что я не могу помогать закапывать останки, и второй я тоже не могу, нам остается только стоять и смотреть, как это делают четверо остальных, женщина даже пытается украсить могилу, кладет туда простыни, цветы…
Зарываем на поле, где была война, ставим кресты, вешаем таблички с именами. Муж и жена крестятся, врач молчит, человек в костюме (какой-то политик) пытается сказать что-то вроде погребальной речи, хорошие были люди, земля им пухом, мир их праху, и все такое.
– …это не убийства, это другое что-то… – врач обгладывает куриную ножку, без своего скафандра он кажется непривычным, как будто с него сняли кожу, – вы смотрите, что я заметил, там кое-где лежит мебель, ровнехонько так пополам перерубленная, или стены будто срезаны… Тут что-то с пространством случилось, вот я вам что скажу…
Ужинаем.
Закатное солнце плещется в море.
Второй я сижу поодаль от семейной пары, оно и к лучшему, хоть друг на друга не кидается никто.
Хотя, похоже, первый я так ни черта и не понял. Нет, не про сайты, это он начал понимать, как делать, даже простенькую игрушку какую-то написал, а вот это, как его обманули тогда, тридцать лет назад…
– …вы… вы какого черта тут делаете вообще?
Вспышка света.
Холодеют руки.
Человек в костюме стоит у меня за спи… …нет, уже не стоит, уже хватает меня за руки, обезвреживает, вернее, я даю себя обезвредить, уже и сам понимаю, что неправ…
– Какого черта… в моем кабинете… какого черта?
Понимаю, что врать бесполезно, что поздно выдумывать какие-то отмазки…
– Я… у вас тут компьютер, или что у вас тут…
– И какого…
– Ну, понимаете, я ж не могу мимо всех этих технологий пройти, мне прямо как кость в горле, что у вас тут технологии такие, а я не знаю, как это все устроено…
– Так вы мне уже тетрадабл расфигачили?
– Я соберу, – неприятный холодок по спине, – честное слово, соберу… Я аккуратно…
– Ишь ты, что творится… я и не знал, что тут такое есть… слушайте, ну неправильно это все-таки, мало ли что у меня тут в тетрадабле личного, а вы тут роетесь…
Понимаю, что он прав, так прав, что крыть мне нечем…
– Вот что, у меня тут парочка прошлогодних моделей лежит, я оттуда данные свои уберу, и хоть что с ними делайте, дарю…
Чувствую, что краснею, черт возьми, сколько живу, столько не умею благодарить…
– …его убили.
– Простите?
– Убили его… этого…
Смотрю на врача, все еще ничего не понимаю.
– К-кого убили?
– Этого… который…
С трудом догадываюсь, про кого этого идет речь. Если бы убили второго меня, он бы так и сказал – вас, если бы убили фермера, тут бы уже его жена заливалась слезами, значит, убили…
– Вы… видели…
– Да, там, в кабинете… его убили вы.
– Я? да ни в жизнь, я…
– …не вы. А вы.
Понимаю. Я. Тот я. Бросаюсь в кабинет, там меня удерживают муж и жена, смотрю на распростертое тело на полу, да какого ж хрена у меня не отобрали оружие…
– …какого… какого черта ты это сделал?
Я молчу, я смотрю не на себя, а куда-то сквозь себя…
Не выдерживаю:
– Перепутал, что ли? Фермеров хотел угробить, а вместо этого…
– …да нет.
– Чем тебе этот мужик не угодил?
– Да ты не понимаешь… ну пойдем… покажу…
Иду за ним (за собой), только сейчас спохватываюсь, что он (я) могу пристукнуть себя в два счета… зачем? Ну, затем же, зачем грохнул какого-то политика из бесконечно далекого будущего, н-да-а, после войны недолго и свихнуться и убивать всех направо и налево…
– Вот здесь… посмотри…
– Ньюс… это что?
– Название, что… дальше смотри…
Смотрю дальше. Пытаюсь понять, что я вижу, какой еще, к чертям собачьим, две тысячи сто пятидесятый год, какое пятое июня…
– Это… это что?
Второй я киваю:
– Это сегодня.
– С-сего…
– Ну… то есть, может уже не сегодня, может, уже с тех пор произошло много другого всякого… а теперь сюда смотри… где про нас с тобой написано…
Я не хочу читать, где написано про нас, я не хочу читать слово война, я не хочу вспоминать эту войну, липкую от крови траву, мокрую грязь, выстрелы, выстрелы, выстрелы, оборванные жизни, и страшно, когда уже перестаешь понимать, что это люди, когда тебе слишком долго вколачивали в голову, что это не люди…
Я не хочу. Я смотрю дальше, где про меня нынешнего, где конференция, где я выступал, вот это мне интереснее читать…
– Дальше… дальше, – я, который он, он, который я, прокручивает реальность, как будто листает её, – вот, сюда смотри…
Я не хочу смотреть сюда, я не хочу снова оказываться в кабинете, где я (который он) только что за каким-то чертом убил человека, кровь на полу кабинета, ё-моё, как будто и так мало было крови в моей судьбе, в судьбе многострадального нашего мира…