Закогтить феникса
Шрифт:
Бравада пустая. Раньше я бы заживила рану ци, но сейчас об этом и думать нечего.
Если бы не ЮЖун, я бы померла от кровопотери… Это вель Южун меня перебинтовала, да?
Я осматриваюсь.
Меня перенесли во внутренний двор, уложили на покрывало и даже про подушку вспомнили. Давящая повязка остановила кровь.
Та-ак…
Коршуны продолжают взламывать массив, и весьма близки к успеху. Думаю, за пару благовонных палочек управятся.
— ЮЖун, почему в книге учёта не упоминались алхимические
Коршуны ослабляют напор, явно прислушиваются к разговору.
— Учитель, потому что у “Семи ветров” не было печей. У “Семи ветров” не было своего алхимика.
— Убогая секта, да.
Нормальная связываться с пожирателями не станет.
— Легче встретить девятихвостую лису, чем алхимика, — улыбается Южун.
— А?
— Поговорка такая, — поясняет Вей-эр. — Учитель, ваши коршуны пытаются удрать.
— Учитель, в кабинете главы есть печь, но я не знаю, настоящая она или поддельная, для украшения комнаты.
— Неси. А кроме печи…
Я перечисляю травы, которые видела в книге учёта или собрала в Долине тысячи целебных трав. Едва я заканчиваю говорить, ЮЖун уносится выполнять поручение. Неужели запомнила с первого раза? Многообещающая девушка. Хоть и человек.
Ничего, я из неё лису сделаю.
Я глубоко вдыхаю и морщусь от гнилостного привкуса, принесённого от ворот слабым ветерком.
— Лошадей забрали? — спрашиваю я, не обращаясь ни к кому конкретно. — Что со служанкой? И иероглиф “Цзи” на моей карете тоже лишний.
— Уважаемая, семья Цзи вас не простит, — хмыкает старший коршун, забросив борьбу с массивом. Стоит, руки на груди скрестил, разговаривает сверху вниз.
Пфф!
— Они настолько бедные, что обидятся из-за какого-то ящика на колёсах? — спрашиваю я с таким видом, словно мне интересно.
— Вашей самоуверенности позавидует даже император Лунь.
Пфф!
— Император съедобный? Вкусный? Цыплёнок, квохчущий о самоуверенности из клетки, скажи, как ты собирался справиться с теневиками пожирателя? В отличии от тебя, они меня озадачили.
— Мы приготовили пару хитростей.
— И кто из нас по-настоящему самоуверенный? — хмыкаю я. — Продолжай в том же духе, цыплёнок, и скоро взломаешь массив.
Бок отзывается болью, и я прикрываю глаза.
Жёсткая подушка скорее создаёт неудобства, чем поддерживает спину. Сквозь одеяло ощущаются все неровности тренировочной площадки. От тянущей от ворот вони тошнит. Хоть бы сообразили засыпать лужу слизи, в которую развалился пожиратель, столетней безременкой, мы её с запасом насобирали.
Место для тренировочной площадки выбрано не случайно, я улавливаю поток ци, и черпаю из него энергию, восполняя затраты.
ЮЖун я узнаю по мягким шагам.
Я поднимаю веки. На плече девушка тащит пушистый мешок, а в руках — круглый горшочек неприметного землисто-бурого цвета. ЮЖун почтительно передаёт его мне, и я ощущаю приятную тяжесть. Наощупь стенки шероховатые. Я провожу пальцем по окружности горловины и на пробу запускаю в горшок пару капель ци.
— Да, ЮЖун, это печь.
Сделанная безруким учеником не менее безрукого мастера.
Но другой нет, так что годится. Лишь бы не развалилась в процессе.
Для первой пилюли пойдут травки моего сбора, я забрасываю их в печь не глядя, в качестве я уверена. Потратив очередной водный талисман, я направляю ци в печь и одновременно проваливаюсь в транс, чтобы контролировать потоки, и взять у целебных трав нужные мне свойства.
Травы плавятся в потоках ци, отдают накопленную энергию, отдают свою суть. Мастера, прославившиеся многомудрыми трактатами со мной не согласятся, но мне всегда казалось, что в невидимом огне печи травы не гибнут, а буквально перрождаются в новую, созданную разумом форму — в пилюли.
Чем-то похоже на перерождение фениксов. Когда дурной цыплёнок рассказывал, что искусство алхимии было украдено у его клана тысячу тысяч лет назад, звучало достоверно. Опять на ум пришёл, р-р-р-р! Я выпадаю из транса.
— Что, не получилось? — насмешливо спрашивает коршун, напрашиваясь на принудительное ощипание перьев.
Правда, у него их нет… Но это как раз с помощью пилюль поправимо. Сперва заставлю волосы смениться перьями, а затем ощиплю. Буду дёргать не торопясь, по пёрышку, чтобы ощутил мою заботу во всей полноте.
Я наклоняю печь и вытряхиваю на ладонь три бледно-зелёных шарика с изумрудными вкраплениями, выделываясь — ничего не могу с собой поделать — демонстративной подкидываю на ладони, цыкаю.
— Госпожа Шан, вы действительно мастер алхимии?
— Ты узнаешь об этом, когда я накормлю тебя пилюлей подчинения собственного изготовления.
Даже в империи Ю, где алхимики не были также редки, как лисы, пойти под руку мастера считалось большой удачей.
Поэтому, игнорируя боль, я разматываю повязку. ЮЖун шумно вдыхает при виде вновь побежавшего алого ручейка. Я позволяю людям увидеть мою рану, оценить. И отправляю в рот одну пилюлю.
По телу растекается тепло. Через три удара сердца тепло концентрируется в боку. Края разреза наливаются зеленоватым светом. Рану скрывает зелёный туман. Продержавшись пять ударов сердца, он развеивается, и открывает гладкую кожу, испачканную корочками подсохшей крови. Корочки легко отколупываются ногтями, облетают. На коже даже шрама не осталось.
— Невероятно!
Я бросаю взгляд на говорящего. Один из “семёрок”.
— На самом деле ничего особенного, — и я говорю правду, не кокетничаю.