Заколдованная
Шрифт:
— Ты не намного меньше. Да и Саймон тоже. Эрик на это ничего не ответил.
— Если ты умрешь от меча Дункана, то уйдешь во тьму не один, — тихо сказала Кассандра. — Я своими руками отправлю Дункана вслед за тобой.
Вздрогнув от неожиданности, Эрик посмотрел в спокойное лицо женщины, которую он, казалось, хорошо знал.
— Нет, — возразил он. — Это приведет к войне, которую лорд Роберт не сможет выиграть.
— Что ж, значит, так тому и быть. Ведь виной многому из того, что может случиться, — высокомерие лорда Роберта. Ему давно уж пора спать на тернистом ложе раскаяния.
— Он хотел лишь того, чего хотят все. Наследника мужского пола, который не даст растащить его земли.
— Да. И выбрал для этой цели мою сестру. На какой-то миг Эрик онемел от удивления.
— Твою сестру! — спросил он наконец.
— Да. Бесплодную Эмму.
— Почему никто не говорил мне?
— Что я — твоя тетка? Эрик коротко кивнул.
— Это была часть нашего с Эммой уговора, — сказала Кассандра. — Лорд Роберт страшится Наделенных Знанием.
Для Эрика это не было новостью. Он так и не помирился с отцом после размолвки из-за своего стремления к Знанию.
— Как только Эмма стала женой Роберта, — продолжала Кассандра, — он запретил мне видеться с ней. И снял этот запрет лишь однажды, когда она пришла ко мне, будучи уже Эммой Бесплодной.
— А вернувшись домой, вскоре понесла, — сухо закончил за нее Эрик.
— Да. — Улыбка Кассандры была холодной, как этот день. — Мне доставило большое удовольствие воспитать для Роберта Невежды сына и наследника, сделав из него Наделенного Знанием, колдуна.
Улыбка Кассандры стала другой, когда она посмотрела на Эрика, позволив глазами на этот раз выразить любовь, которую всегда к нему питала, но редко показывала.
— Эмма умерла, — тихо продолжала она. — Роберту я Ничего не должна, он заслуживает лишь презрения. Если ты умрешь от руки Дункана, я объявлю кровную месть.
На этот раз Эрик не нашелся что сказать. Среди множества возможных событий и последствий, о которых он думал, такого не предусматривалось.
Без слов он распахнул объятия женщине, ставшей ему матерью по духу, даже если она не была ею по крови. Кассандра не колеблясь обняла его, радуясь силе и жизненной энергии этого человека, чье появление на свет было бы невозможно без ее Наделенного Знанием вмешательства.
— Я бы предпочел какой-нибудь другой посмертный памятник, а не начало войны, победа в которой обязательно достанется моему врагу, — сказал Эрик спустя какое-то время.
— Тогда посмотри, нельзя ли этого врага повернуть к будущей пользе. Из Доминика ле Сабра может получиться лучший союзник, чем из твоих кузенов.
— Из самого сатаны получится лучший союзник, чем из моих кузенов.
— Да уж, — иронически усмехнулась Кассандра. — Над этим стоит подумать, не так ли?
Эрик коротко засмеялся и отпустил Кассандру.
— Ты никогда не сдаешься, — произнес Эрик с улыбкой, — а еще говоришь, что я упрям.
— Так оно и есть.
— Я лишь использую свой дар.
— Дар упрямства? — сухо спросила она.
— Умения проникать в суть, — возразил он. — Я вижу путь к успеху там, где другие видят лишь неминуемое поражение.
Кассандра прикоснулась ко лбу Эрика кончиками пальцев, глядя в его ясные рыжевато-желтые глаза.
— Я молюсь о том, чтобы ясность взора, а не высокомерие было твоей путеводной звездой, — прошептала она.
Отдаленные раскаты грома докатывались до Дункана и Эмбер, когда они направляли бег своих лошадей к Каменному Кольцу и к священной, никогда не цветущей рябине Дункан с тревогой повернул голову туда, откуда доносился рокот, и попытался определить, настигнет их гроза или пройдет стороной.
Облачный покров, укутавший вершину горы, стекал все ниже и ниже, волоча за собой шлейф из густого тумана. Но не из-за сырой погоды Дункан чувствовал, будто чьи-то холодные пальцы то и дело касаются его спины. Он ощущал возможную опасность, хотя все вокруг казалось спокойным.
Не отдавая себе в этом отчета, он проверил, удобно ли лежит в руке молот, взятый им из оружейной мастерской.
— Стормхоулд, — сказала Эмбер.
— Что? — быстро повернулся к ней Дункан.
— Это просто Стормхоулд урчит, словно огромный, довольный кот, чуя приближение зимы.
— Значит, ты думаешь, что вершинам по душе зимние бури? — спросил он.
— Я думаю, что они рождены друг для друга. Бури нигде так не прекрасны, как среди вершин. А вершины всего величественнее в свирепых объятиях бури.
— И всего опаснее, — пробормотал про себя Дункан. До него вновь донесся шепот опасности. Он еще раз огляделся, но нигде не увидел никакого движения, кроме бесшумного колебания и скольжения полотнищ тумана.
— Опасность обостряет чувство красоты, — промолвила Эмбер.
— А покой, значит, притупляет его?
— Покой обновляет красоту.
— Это тоже часть того, чему учат вас, Наделенных Знанием? — сухо спросил Дункан.
— Это часть здравого смысла, и ты прекрасно это знаешь, — возразила попавшаяся на удочку Эмбер.
Дункан засмеялся, радуясь остроте ума Эмбер, хотя при этом в нем вспыхнуло нестерпимое желание снова прикоснуться к ней. Но он не сделал такой попытки. Он не совсем понимал, почему она так старательно избегала прикасаться к нему с того дня на Шепчущем Болоте, но был совершенно уверен, что именно это она и делала.
С улыбкой Эмбер подняла лицо к бурно кипящему небу. В обрамлении фиолетовых складок капюшона и плаща ее кожа светилась подобно драгоценной жемчужине. Темно-розовая подкладка плаща была под стать ее губам. Когда капюшон упал у нее с головы, стал виден серебряный, украшенный янтарем обруч, скрепляющий ее не туго заплетенные волосы.