Заколдованный спектакль
Шрифт:
Я стоял у входа и видел только затылки тех, кто сидел в первых рядах. Но и по этим вдруг окаменевшим затылкам было видно, что слова Артемки прямо-таки ошарашили всех. Я взглянул на солдат: шумно дыша, они неотрывно смотрели на большевистского комиссара. На лицах было тяжелое недоумение.
Кто-то шепотом сказал:
– Вот шпарит!..
А Артемка, все более входя в роль, подсказанную ему великой правдой жизни, протянул руку вперед и с гневом спрашивал:
– Кто они, эти торговцы русским народом,
– Что он говорит! Что он говорит!
– взревел вдруг полковник с красным лицом и так вскочил с кресла, будто его ошпарили кипятком.
И тут в первых рядах все ожило, задвигалось, заорало, завизжало.
Из-за кулис выскочил Потяжкин и со сжатыми кулаками, с перекошенным лицом воззрился на Артемку.
– Ага, прорвалось...
– зловеще процедил он.
– Попался, миляга!
Быстрым движением руки Артемка сорвал усы и брови, стащил с головы парик и бросил все это в лицо Подтяжкину:
– На, сволочь! Тебе это больше к лицу!
– Ох!
– хором отозвалась казарма.
Мгновение - и все, кто сидел в первых рядах, оказались на сцене.
Я видел, как рухнул Артемка под ударами десятка кулаков, как его, распростертого на полу, топтали сапогами, били ножнами шашек. Какая-то барыня с обнаженными круглыми плечами, тыча Артемку носком лаковой туфли в бок, истерично взвизгивала.
– И я!.. И я.. И я!..
– Стойте!
– вопил Потяжкин, расталкивая толпу.
– Оставьте его мне живым для допроса!.. Оставьте его живым для допроса!..
Но никто на него не обращал внимания. Дюжий казак подбежал к рампе, протянул руки и, бледный, с прыгающими губами, стал молить:
– Господа офицеры, ваши благородия, не надо бы!.. Ой, господи, за что ж вы его так...
– Что-о?
– повернулся к нему полковник с багровым лицом.
– Защищать?.. Защищать красных агентов?..
И, размахнувшись, ударил казака кулаком в лицо. Тот дернулся головой и закрыл лицо руками.
– По швам!.. Руки по швам!..
– багровея еще больше, взревел полковник. Как стоишь, мерзавец, как стоишь?!.
Солдатская гуща заколыхалась, послышались возгласы:
– За что бьете, ваше высокородие?..
– Мало им хлопца, так они и нашего брата по зубам!..
Потяжкин изогнулся, как для прыжка, и каким-то новым, лающим голосом закричал:
– Бунтовать?.. Бунтовать, ракалии?..
Возгласы тотчас умолкли, но лица солдат были угрюмые, злые.
Белогвардейцы, оторвавшись на минуту от Артемки, опять бросились к нему.
"Убьют!" - подумал я с ужасом и, сорвав со стены лампу, грохнул ею об нары.
Брызги стекла и керосина обдали людей, огонь вспыхнул и сразу охватил все нары.
– Пожа-ар!..
– закричал я не своим голосом.
– Пожа-ар!..
– заорали десятки глоток. Началась невообразимая паника. Орава, отхлынув от Артемки, бросилась к дверям.
– Пожа-ар!.. Пожа-ар!..
– с безумной радостью кричал я, сбрасывая со стен одну лампу за другой.
Но тут Потяжкин вцепился в мою рубашку, а багровый полковник схватил меня за горло. Казарма перевернулась вниз потолком, и все исчезло...
ВСЮ ЖИЗНЬ - НАШЕМУ ДЕЛУ
Очнулся я оттого, что кто-то дул мне в лицо. Было темно, как в погребе. Я тихо спросил:
– Кто тут?
– Я.
Голос был Артемкин.
– Ты жив?
– Жив, - сказал Артемка.
– Я тоже жив. Где мы?
– Не знаю. Кажется, в подвале. Ты слышишь, что делается наверху?
– Нет, - сказал я.
– У меня гудит в голове.
– А ты прислушайся.
Я приподнялся и стал слушать:
– Кажется, стреляют.
– Стреляют, - сказал Артемка.
– Это наши.
– Тебе больно?
– спросил я.
– Больно. У меня, наверно, ребро сломано. А тебе?
– Мне нет. Только в голове гудит. И что-то теплое льется у меня из глаз. Кажется, я плачу.
– А ты не плачь. Нас спасут.
– Я не потому. Мне очень хорошо, оттого я и плачу. Я горжусь, что ты мой друг. Ты герой, Артемка.
– Какой там герой!
– вздохнул он.
– Просто вспомнил, как однажды Пепс вот так же в цирке заговорил, и тоже вот...
– А ты видел, как полковник ударил казака?
– Видел, только не понял за что.
– Он хотел заступиться за тебя.
– Правда?
– встрепенулся Артемка.
– Да и другие солдаты... Ох, и кричал же на них Потяжкин!
– Ну, так они теперь и воевать ему будут!
– сказал Артемка с довольным смешком.
Но я все еще не мог унять слез. Они лились и лились у меня по щекам.
– Артемка, давай пообещаем, что всю жизнь посвятим нашему делу, - сказал я, уже не сдерживая себя.
– Да мы ж ее уже посвятили, - просто ответил Артемка.
ОШАЛЕЛЫЙ ГЕНЕРАЛ
В то время когда мы с Артемкой сидели под замком в подвале, Ванюшка с пятью ребятами, переодетые в казачью форму, все ближе подбирались к городу. Встречая по пути дозорные посты, они называли пароль, подъезжали вплотную и без выстрела снимали часовых. За этим маленьким разъездом бесшумно двигался весь наш отряд.
Когда до окраины города оставалось версты три, Ванюшка вдруг услышал впереди топот чьих-то ног. "Казаки" придержали коней и стали по обе стороны дороги. К ним быстро приближался человек, казавшийся в темноте непомерно длинным. Человек не мог не видеть впереди себя всадников, но бег не замедлил наоборот, припустился еще быстрее.