Заколдуй меня
Шрифт:
За последующие два часа проплыли еще пять судов. Он порылся среди деревянных обломков и отыскал кусок доски длиной футов в пять, потом стал думать, как установить ее. К ней можно прикрепить несколько тряпок, соорудив что-то вроде флага. А остальные использовать в качестве рубашки, накрыв ими спину. Плечи, подрумяненные солнцем, уже блестели.
Паскью отыскал в скале V-образное углубление с зазубринами, расположенное почти у самой воды, вставил туда доску и с силой надавил сверху. Она вклинилась между каменными зазубринами, но не держалась,
Когда он попытался разворошить кучу, накрытую лохмотьями, она стала рассыпаться, как застарелый торф, распадаясь на куски. Послышался такой звук, как будто разорвалось что-то волокнистое. Паскью обнаружил, что держит оторванный рукав, из которого торчит человеческая рука. А среди лохмотьев поблескивала белоснежная плечевая кость. Теперь он рассмотрел все: свалявшиеся волосы, опутанные водорослями, сломанные и перекрученные ноги.
Паскью расположился на одном из уступов скалы, уйдя как можно дальше от своей находки. Время от времени он поливал плечи и спину морской водой, но это почти не спасало от палящего солнца.
К телу Ника Люк привязал груз, а тело Марианны просто выбросил в воду. Может быть, он осознал свою ошибку, увидев, что тело ее уносит течением, словно заброшенный плот. Позже ее выбросило на эту скалу, так же как и Паскью.
Паскью так и не заставил себя взять что-то из ее одежды на флаг или рубашку. У него не хватило сил столкнуть ее в море.
Он лишь перевернул эту кучу, поддев ногой. Зловоние ударило ему в нос, как будто распахнули огромную печь для сжигания мусора. Он увидел черно-зеленую дыру вместо живота и ребра, с которых свисали остатки мяса. Ее раздуло от трупного газа и гноя. С лица, безгубого и безглазого, свисали черные клочья.
Даже сидя на самом удаленном уступе, он чувствовал этот смердящий запах, и Марианна все еще стояла у него перед глазами. Его била дрожь — от палящего солнца, страха и ощущения запертости на крошечном пространстве. Это было так ужасно, что хотелось прыгнуть в воду и поплыть. Он вспомнил тюремную камеру в Аргентине, в которой сидел в ожидании пыток, слыша крики, доносившиеся со всех сторон.
Сейчас перед ним простирались бескрайние, залитые светом море и небо. Но Паскью сидел склонив голову, обхватив руками колени, как будто впереди была темнота, непроницаемая, как стена.
Казалось, Марианна, с которой они не виделись последние двадцать лет, попала в одну тюремную камеру с ним, и он чувствовал исходящий от нее запах смерти.
Паскью закрыл глаза и стал слушать, как кричат чайки.
Глава 43
Сэр Гарольд Пайпер увидел в окне пролетающую мимо стайку ворон, вытянувшихся в неровную линию. Потом заметил облако, напоминающее лицо с удлиненным носом и еще одно, очертаниями похожее на собаку. Все это не предвещало ничего доброго.
Санитар, разносящий по палатам лекарства, столкнулся с клоуном в коридоре, остановился и с улыбкой спросил:
— У вас сверхурочная работа?
— Хочу доставить им удовольствие.
— А вы разве не даете сегодня представления?
— Нет. — Клоун торопился уйти и произносил эти слова пятясь. — Просто решил навестить кое-кого. Они это любят. Кто знает...
Санитару показалось это забавным — увидеть настоящую улыбку внутри намалеванной, нарочито-кричащей. Он отметил про себя, что на расстоянии все это смотрится лучше: парик, грим, мешковатая одежда, подрисованные слезинки.
— Побольше бы таких людей, как вы, — сказал санитар, — они ведь душевнобольные, но не безумные. По крайней мере, не все из них и не все время. А ваши представления мне и самому нравятся.
— Очень рад. — Клоун продолжал пятиться, помахав рукой на прощание.
Санитар повернулся и, балансируя, пошел дальше, держа поднос с дюжиной пластиковых стаканчиков, где лежали таблетки.
— Это их коктейль перед ужином, — бросил он через плечо.
Все в этот день предвещало беду, и она случилась.
Пайпер сидел на кровати, прислонившись спиной к стене, не желая подать клоуну руку.
— Мы просто пойдем прогуляемся, — убеждал его Люк, — как раньше. Нам уже пора.
— Я Молох, — твердил Пайпер, — Я Омега.
Обычно эта часть дня проходила спокойно. Санитары разносили лекарства, а остальной персонал и больные смотрели телевизор или прохаживались по саду.
Пайпер, положив под себя руки, без конца твердил:
— Нет, нет, нет, нет... — При этом он тряс головой и раскачивался из стороны в сторону.
— Посмотри-ка! — Люк вытащил из своего уха яйцо; оно, щелкнув, раскрылось, и в комнату выпорхнул рой мотыльков, усевшихся у Пайпера на кровати.
— Мои расчеты почти завершены; так что благодарю вас. — Пайпер стряхнул с кровати поблескивающую серебром пыль. — Я больше не нуждаюсь в вашей помощи. Вы свободны. Я увольняю вас.
— Да мы просто погуляем на солнышке. Погода замечательная, теплая. Поговорим о том о сем. Я хочу знать то, что знаете вы. О том, как вы повелеваете музыкой сфер, на чем строятся ваши расчеты. Мне все интересно.
Прежде Пайпер охотно уходил с клоуном, но даже у сумасшедших есть память. Люк весь напрягся. И сел на кровать рядом с Пайпером. Но старик отодвигался от него все дальше и дальше, пока наконец не расположился на подушке, подобрав под себя ноги.
— Пойдем погуляем. — Клоун тронул его рукой.
Но Пайпер не переставал трясти головой и бубнить:
— Нет, нет, нет, нет!
— Я заключил одну сделку, — пытался объяснить ему Люк, — и ты тоже имеешь к этому отношение. Это очень важно, понимаешь? От этого зависит моя жизнь. И жизнь Карлы тоже... — Он поднялся с кровати. — Пойдем. — С лица его не сходила широкая клоунская улыбка.