Закон Кейна, или Акт искупления (часть 2)
Шрифт:
Райте без заминки предложил стандартное объяснение: - Дабы ни один народ, ни одна страна не могли присвоить Завет, и дабы всякая страна и всякий народ сочли его своим.
– И так Джанто Железная Рука от имени человечества и Хрил Бранный Бог от имени божественного сонма выковали Завет, бла-бла-бла. Как угодно. Но не только они были там: каждый из великих народов послал свидетелей. Припомнишь, кто был от перворожденных?
– Т'фаррелл Воронье Крыло.
– Ага. Сын Панчаселла Митондионна, связавшего Силу, чтобы запечатать врата между Домом и Тихой Страной. Панчаселл боялся не нас, дикарей... То есть хумансов.
Углы рта Райте ползли сторонам и вниз; брови лезли по сторонам и вверх.
– Так о чем ты?
– Сам не знаю. Просто у меня такое чувство, будто я знаю, что есть Пиришанте.
– Что, - сказал Райте осторожно.
– Не где.
– Ага, и даже не что, а кто. И...
– Он глубоко вздохнул и протяжно выдохнул.
– И начинает казаться, что именно я двадцать пять лет служил этому кому сукой для дранья.
Лошадиная ведьма:
Одичавшие
"В землях юга, от Кора до Ялитрейи, мудрые женщины говорят, что твоя лошадь - это ты сам, только без имени".
В перекрестье она казалась миловидной.
Едва заметными движениями пальцев он мог перевести прицел на грудь, пока здоровенный скакун, на котором она ездила без седла, брел по днищу оврага, дощипывая скудную траву, оставленную позади большим табуном. Он не мог определить возраста; кожа ее была цвета мореного дуба, вольная масса волос пронизана отбеленными солнцем прядями. Жилет являл голые руки, тоже темно-древесного оттенка и жилистые: сильные мышцы под скудной порцией жира. Столовая ложка или того меньше. Из-под длинной рубахи виднелись ноги, длинные и сильные, в кожаных штанах. Ехала она, отведя пятки и расслабив колени, в руках ничего не было.
– Сукин сын, - сказал он.
– Так они меня не тянули за член.
Даже проведя в Доме десятки лет, он не привык к легкости, с какой любой миф решался вдруг, ни с того ни с сего, выпрыгнуть из-за куста и отгрызть кусок от его ягодицы.
Огриллон, что низко пригнулся рядом, толкнул его в бок.
– Дай поглядеть.
Медленно, осторожно он отполз назад от края обрыва. Когда понял, что ни одна лошадь не сможет заметить движения наверху, передал юному огриллону СПАР-12. Никто в фирме "Хеклер-Кох" не мог бы вообразить свое оружие в таких вот лапах, но предприимчивый камнеплет приделал ему увеличенный спусковой крючок, гарду размером с кофейную чашку, а также переместил прицел, иначе огриллону пришлось бы спилить клык-бивень, чтобы подвести винтовку к глазу.
– Ммм. Вполне годно в пищу.
– Лошадь или девчонка?
– Выбирай.
– Дважды расщепленная губа огриллона поползла вверх, показывая бивни.
– А они вон там, братишка.
– М-да?
Он приложил коготь к морщинистому рылу.
– Нос Орбека, эй?
– Избавь от болтовни о Великом Охотнике.
Орбек шевельнул плечами, по десять кило каждое.
– Я отсюда вижу Кариллона. Похоже, твой малыш вернулся домой.
Человек снова подобрался к самому краю и прищурил глаза, рассматривая широкое дно оврага. Глаза были уже не те, что раньше, однако он проследил ход дула штурмовой винтовки и различил черное в яблоках пятно на каштановом пятне побольше. Кивнув себе. Если его четырехлетка оказался здесь, можно биться о заклад, что рядом будут Ястребинка и Фантом. Если они не наткнулись в горах на льва или грифона или свору голодных гриллов, или на другого из полудюжины хищников, опустошавших южные холмы у подножия Божьих Зубов.
– Есть идея, где мы?
Огриллон снова пожал плечами.
– Точно не Канзас.
Человек скривился.
– Вот не надо было рассказывать тебе треклятый анекдот.
– Сколько мы сможем забрать?
– Только тех, за которыми пришли.
Огриллон кинул ему взгляд, от которого свернулось бы молоко.
– Чертовски долгий путь ради трех чертовых лошадей. Особенно когда я голоден.
– Сиди здесь и не спускай с нее глаза.
– Он оглядел долгий извилистый путь вниз.
– Я хочу уйти отсюда без трупов за спиной. Но если тебе покажется, что я в беде - вали ее.
– Как скажешь, братишка.
Человек сошел между камней туда, где ждали конюший Кайласси и двое грумов с лошадьми.
– Она там, внизу, за первым поворотом, в середине табуна тысяч в десять голов. Иди в двенадцать.
Кайласси присвистнул.
– Уйма лошадей.
– Забудь о них. Нам нужны лишь наши. Мне. И Вере.
– Он скривился и махнул рукой.
– Вы знаете, о чем я. К югу есть спуск. Идите вниз медленно. Никуда по сторонам не лезьте. Прямо к Ястребинке, Кариллон и Фантом пойдут за ней. Ясно?
Конюший кивнул: - Может и так. А вы что будете делать?
Мужчина задумчиво сощурился. Солнце уже начинало клониться к закату.
– Я намерен потолковать с лошадиной ведьмой.
Он вышел из-за скалы пешком.
Сапоги шумели по осыпи меньше, чем могли бы конские копыта. Лишь пара голов поднялась, хотя все лошади знали, что он рядом: табун начал двигаться от него, расходясь и делясь естественно, как туча под ударом бриза. Он двигался медленнее их, позволяя сохранять желанную дистанцию.
Она сидела на коне в паре сотен ярдов, на той стороне долинки. Среди сорняков за ее спиной торчали острые камни цвета кости. Заходящее солнце набросило на ее лицо вуаль теней. Она смотрела в его сторону.
Он шел дальше. Тем же уверенным шагом. Давая ей достаточно времени подумать. Решить, не пора ли застесняться.
Она просто смотрела.
По порывам ветра он ясно понимал, куда движется табун вокруг: сухой хруст овсяницы в лошадиных зубах становился тише, пока не пропал совсем, зато нарастал нервный перестук копыт; чистый запах пережеванной травы уступил место мускусному поту и вони мочи.
Кайласси и его парни уже выехали на вид и начали пробираться по крутому спуску на дно оврага.
Ветер переменился, еще сильнее обозначив всадников. Табун начал сбиваться, как он и предвидел: лошади учуяли и запах Орбека.
Он подошел и стал там, где Орбек, по прикидкам, мог видеть и его, и ведьму.
– Эй, - сказал он тихо.
– У тебя есть имя?
Она не спеша повернула голову в одну сторону, в другую. Один глаз был карим, как у голубки, теплым и живым; второй блестел голубовато-серым льдом мертвенной зимы. Она оглядывала его так и эдак, словно решала, видят ли оба глаза одного человека.