Закон Кейна, или Акт искупления (часть 2)
Шрифт:
– Хочешь еще?
– Я, ух, я...
– Лучник сглотнул.
– Нет.
– Тогда лежи где лежишь.
Барахтанье прекратилось.
Она взяла копыто мерина в обе руки; подняла, согнув ногу, и медленно поводила туда-сюда.
– Что... что ты сделаешь со мной?
– Голос лучника стал еще слабее.
– Я не хочу... не хочу умирать...
Он следил за лошадиной ведьмой.
– Тогда кончай игры и отдай треклятый нож.
– Че... чего?
Джонатан Кулак вздохнул и медленно повернулся, глядя на лучника глазами черными, как вулканическое стекло.
–
Лучник поразмышлял. Страх и слабость ушли с обветренного лица, осталась лишь преувеличенная осторожность охотника на оленей, что забрел в страну медведей. Левая рука показалась из-за плеча, с ножом-полумесяцем для снятия шкур в разогнутых пальцах: его кулак имел восемь дюймов стали в усиление костяшек.
– Не вини парня за попытку.
– Винить не стану, убить могу.
– Он резко махнул рукой.
– Брось вниз. И без суеты.
– В скалы? Да ладно тебе...
– Лучник казался искренне обиженным.
– Знаешь, сколько такой стоит?
– Дороже твоей жизни?
– Просто... чертову уйму денег, вот.
– Раненый потряс головой.
– Хорошим куском стали можно сделать чертову уйму всего полезного. Слушай, я отдаю его тебе. Лады? Он твой. Что скажешь? Только не заставляй бросать его в камни.
Он чуть пожевал губу.
– Тогда клади в траву. И колчан. Сам отползи.
Ему не хотелось заставлять профи изгаляться над собственным оружием.
Когда лучник выполнил приказ, мужчина подобрал нож, держа в руке, другой рукой проверил раны противника. Лицо лучника стало не цвета кожи, а скорее цвета слоновой кости, руки дрожали безостановочно; когда Джонатан Кулак пощупал раны в груди и спине, ощутив отломки костей внутри, лучник содрогнулся и застонал, скрипя зубами. Изучив раны, он туго обвязал вокруг плеча лучника поясной ремень: не совсем бинт, но сойдет на время.
Лучник снова опомнился.
– Ну как? Хреново?
– Натянуть лук сможешь.
– Плечи шевельнулись.
– Когда-нибудь.
– Дерьмо. Лук - моя жизнь. Что еще я умею?
– Вставай.
Лучник был близко к большому камню, он оперся на него, поднимаясь на ноги. Тяжело задышал, горбясь.
– Ну, э, ладно... спасибо за перевязку. По любому, мало кто стал бы возиться.
– Я делаю это не ради тебя.
– Джонатан Кулак взглянул вниз. Женщина мельком глянул на него. И обвернулась к коню.
– Давай, двигай.
– Двигать?
– Ты встретишься с лошадиной ведьмой.
– В свиной дупе я...
– Ты встретишься с лошадиной ведьмой, - повторил он, - и объяснишь, почему и зачем пытался застрелить ее со спины.
Он помог лучнику идти вниз. Медленно. Колени стали слабоваты, и ему вовсе не хотелось тащить киллера на себе. Остановился там, где склон должен был закрыть их от обозрения с той стороны, и сделал жест - широкий взмах руки над головой.
Лучник нахмурился, проверил крутизну склона, оглядел окрестности, край оврага.
– У тебя там дружки.
– Лучше беспокойся о своих.
– Джонатан Кулак присел на неровный валун.
– Твоим друзьям, если покажутся, раны не перевяжут.
–
– Сколько времени пройдет, прежде чем тебя начнут искать?
Лучник вздохнул, окончив кашлем.
– Думаю, вместе узнаем. Или ты хочешь меня отпустить?
– Может быть. Позже.
Лучник проковылял к клочку сухой травы.
– Дальше я своими ногами не пройду.
– Джонатан Кулак ему поверил.
Лошадиная ведьма не поднимала головы. Она снимала железные подковы с копыт мерина, одно за другим, и небрежно бросала в сторону, не следя, куда упадут.
– Эй.
Она выудила откуда-то кривой ножик и тщательно обрабатывала заднее левое копыто.
– Эй, чтоб тебя. Знаешь, что этот хрен пытался тебя застрелить?
– Да.
– Рука мелькнула, когда он снова смог ее различить, нож пропал в той же загадочной прорве, откуда появился. Она с прежним прилежанием начала скоблить копыто напильником.
– Слушай, мне жаль, что вмешался. Ненавижу злить людей, спасая их чертовы жизни. Иди дальше и делай что знаешь.
– Хорошо.
– Так она и сделала.
И снова он ощутил вес автомата за поясом.
– Может, тебе будет интересно... скажем, почему? Может, ты узнаешь, кто хотел тебе смерти?
– Нет.
Он моргнул.
– Потому что уже знаешь, или потому что тебе плевать?
Женщина отпустила ногу и перешла к другой. Напильник пропал, нож появился.
– Ты болтлив.
– Я болтал бы меньше, поддержи ты свой конец долбаной беседы.
– То есть сторону?
– Что?
– Конец - это ты.
– Кажется, в этом копыте она нашла что-то совсем нездоровое; появился другой нож, поменьше.
– Начало и конец.
– Ну ладно.
– Он махнул рукой.
– Забудем, а?
– Хорошо.
– Она склонила голову к плечу, потом к другому; он как-то понял, что она изучает копыто разными глазами, карим и молочно-сине-белым.
Челюсти ломило. Он скрипел зубами.
– Люди так часто пытаются застрелить тебя, что ты уже утомилась? Или неуязвима для стрел?
Единственным ответом стал отстраненный кивок. Мерин задергался: ветер переменился и он, похоже, учуял кровь лучника. Она отпустила ногу, терпеливо присев рядом, словно над головой не плясали тринадцать сотен фунтов нервного боевого коня.
– Не думаете...
– Лучник стал белым, даже губы.
– Пока вы флиртуете, может, я прилягу?
– Ага. Давай.
Пока она утихомиривала мерина и снова поднимала ему ногу, он невольно любовался солнечными локонами в волосах, которые красиво перебирал и гладил ветер. Представилась заря, отраженная в бурной речке. Поняв, что делает, он закрыл глаза.
Флирт. Сукин сын. Лучник ведь не ошибся.
Может, всё же придется ее застрелить. Или себя.
Он присел на выступающий камень песчаного цвета, в паре локтей от раненого. Лучник лежал в траве, крепко зажмурившись. Лоб блестел потом, невзирая на весенний холод и резкий ветер. Джонатан Кулак имел изрядный опыт ранений - и получал их, и наносил сам. Он знал, что лучник лишь сегодня ощутил, на что может стать похожим остаток его жизни.