Закон Кейна, или Акт искупления (часть 2)
Шрифт:
– Три года прошло. Склонен согласиться.
– Никто не стал моложе, Денни. Парням нашего возраста пора искать место для тихой жизни.
Молчание.
Потом: - Слушаю.
– Ну, твой граф Фелтейн, слышно, подгреб под себя немало хороших местечек. Деревни, пригоршня городков, красивая столица. Так много, что больше ему не нужно. Он мутит дерьмо лишь потому, что в жопе свербит.
– Да. А у кого не свербит?
– Ну, разные есть жопы. Есть жопы вроде него, - сказал Джонатан Кулак, - а есть жопы вроде, скажем, нас.
– Нас.
–
– Хорошо.
– Вот в чем соль: на две сотни миль во все стороны лишь несколько людей знает, кем был я. А я, похоже, единственный знаю, кем были вы. Владея таким знанием, думаю, мы сможем убедить Хертейна сидеть на графской жопе ровно. Без сомнений, раздумий и чертовых возражений.
– Ты уже проворачивал такое дерьмо?
– не спеша сказал Чарли по-английски.
– Или только болтаешь?
– На хрен лошадей. Оставьте их. Нам они не нужны, а без них Хертейн никуда не вторгнется целый год или больше. Мы уже не работаем на Студию, Денни. Нам не нужно начинать войнушку ради заработка.
Молчание.
– Алый, он прав, - подал голос Чарли.
– Если война пойдет худо, тут всё сгорит и все умрут, и не будет такого милого места для нас.
– Рискованно. Чертовски большой риск.
– Подумай же, Денни. Вместо того, чтобы начать войну, мы можем погасить ее до начала. И стареть богачами-дворянами.
– Не похоже, - сказал Беннон мрачно.
– Нет, пока граф жив.
– Денни, Денни. Ну что ты, человече.
– Кулак неприятно рассмеялся.
– Ты с кем говоришь?
Молчание.
– Знаешь, Алый, тут он опять прав.
– Ага, - произнес Беннон с расстановкой.
– Уверен.
Кулак положил жесткую ладонь на плечо Орбека, куда более жесткое. Сказал вполголоса, на вестерлинге: - Бери припасы и оружие. Оставь пару магазинов для автомата и пару ящиков гранат. И золото. Пусть бедняги-грумы найдут коней, снаряди их и направь назад в Харракху.
– Как скажешь, братишка.
– Затем - оставайся с табуном. Я планирую дней десять, или двадцать. Пока не вернусь, убивай любого. Кто придет за лошадьми. Или за лошадиной ведьмой. Сделаешь, ладно?
Мясистые брови сошлись воедино.
– А если не вернешься?
– Беспокоиться начнешь, когда не вернусь.
Он кивнул.
– Как скажешь.
– Умри в бою, Орбек.
– Умри в бою, братишка.
– Огриллон пошел среди камней к тайнику. За ним по пятам шагала ночь.
Кулак обернулся к ведьме.
– Приглядишь за ним, да?
– Я так не делаю.
– Не как лошадиная ведьма, - продолжил он.
– Как друг.
– Тогда ладно.
– Она выглядела торжественно-суровой.
– Опасный путь для тебя.
Он пожал плечами: - Всё опасно.
– Предпочитаю тебя живым.
– Спасибо. Я тоже.
– Ты ставишь жизнь между опасными людьми и лошадьми, и ты не любишь лошадей. Между опасными людьми и мной. И ты не знаешь меня. Знаешь ли ты, почему так поступаешь?
Его губы сложились плоской линией.
– Какое отношение "почему" имеет
– Надеюсь, знаешь. Ладно, всё.
Он надолго замолчал. И правда, дело должно кончиться слезами. Он прав, как всегда. Слезы будут всегда, он это знал и он достаточно постарел, чтобы понимать... но волосы ее пахли солнечным светом и травой и дикими цветами, и наконец узлы его сердца сжались столь туго, что он едва мог дышать.
– Все в порядке...
– Он закашлялся и сглотнул, и набрал воздух в легкие.
– Можно коснуться тебя?
– Конечно.
Он протянул левую руку и она подошла к нему, серьезная и величественная, глядя в глаза - ореховым и синим глазом в его, полночные. Вместо того чтобы притянуть ее, он протянул руку к шее, скользнул по углу челюсти, где кость была чуть искривлена, словно после дурно исцеленного перелома. Скользнул по щеке и коснулся маленького, почти незаметного шрама под левой губой, и другой рукой коснулся ледяного глаза и бледного нитевидного шрама, что полз по веку. Притянул к себе. Пальцы нашли свободный воротник безрукавки, и там, на спине, он нащупал то, о чем успел догадаться: кожа была шелком, наложенным на неровно сплетенную сеть.
Шрамы от кнута.
– Цена позволения, - сказала она.
– Не всякая девочка может стать лошадиной ведьмой.
– Наверное, было больно.
– По-разному. Некоторые еще болят. Но ты разбираешься в шрамах. Ты знаток.
– Так очевидно?
– Вот почему тебе здесь рады. Всегда были рады. И всегда будут. Приходи и уходи, когда захочешь. Ты заплатил сполна.
– Полагаю, я уже догадался.
– Он поцеловал ее так сильно, как позволило оплетенное узлами сердце: целомудренно коснулся губами лба.
– Полагаю, вот единственная причина, по которой я делаю так.
Она подарила ему улыбку, подобную заре, взошедшей за горами.
– Ты мне еще люб.
– Забавно, - ответил Джонатан Кулак.
– Вторая причина.
Ныне во Всегда 4:
Явление героини
"Она героиня, Ма'элКот. Она сродни настоящим героям, не как я - или ты, без обид. Она не смогла бы стоять в стороне, позволяя гибнуть невинным, и потому она оказалась во всё это вовлечена".
Когда Дункан снова открывает глаза, к ним присоединилась еще одна женщина.
Она рослая, в полном турнирном облачении. Короткие волосы темно-рыжие с более светлыми, словно выжженными солнцем полосами. Стоит, озирая укрытые снегом пустоши, большой шлем под локтем, в левой руке щит. Оружия он не видит.
Дункан говорит: - Привет.
Она поворачивается и встречает его взгляд, и сурово склоняет голову.
– Доктор Майклсон. Большая честь, сэр.
– Дункан, знакомься: Ангвасса, леди Хлейлок.
– Кейн сидит по другую сторону, рядом с лошадиной ведьмой.
– Она давно стала Поборницей Хрила.