Закон королевского бутерброда
Шрифт:
«Прелестно! Это мне нравится! Нужно будет и завтра помедленней походить по этому городу. Вдруг кто ещё полезный клюнет на мою интересную личность?».
Судя по всему, таксомотор, скучающий напротив ближайшего освещённого магазина, ждал именно Глеба Никитина, и он не мог ни в чём отказать такому любезному транспортному средству.
Уступая сильному океанскому ветру, сухие пальмовые листья всю оставшуюся ночь тёрлись о стены домика. Полнолуние заставляло пение многочисленных лягушек быть похожим на скрип велосипедных педалей. Какие-то незнакомые насекомые крики звучали в темноте звонко, как стук лёгкого металлического молоточка по воткнутой в землю серебряной спице.
Окна бунгало были распахнуты.
Мелкая тканая сетка закрывала оконные проёмы, и такой же лёгкий полог окружал большую кровать в центре комнаты.
Глеб опять внезапно проснулся.
Голубой лунный свет предельно чётко очерчивал прямоугольники оконных проёмов.
У одного из окон стоял чёрный человек.
Он молчал, смотрел на Глеба, и держал сложенные руки на груди.
Глаза капитана Глеба закрылись сами по себе. Он быстро нашёл этому факту объяснение.
«Так надо для конспирации…».
Прищурившись, посмотрел в окно ещё раз.
Человек уже был ближе. Белки его пронзительных блестящих глаз сверкали. Резкие скулы отчётливо выделялись на тёмном лице.
…Когда Глеб Никитин решил всё-таки проснуться и кое о чём спросить молчаливого ночного гостя, того в саду уже не было.
Сон пропал. Глеб долго ещё ворочался, несколько раз вставал пить холодный апельсиновый сок, немного дремал…
Через некоторое время на землю пролился короткий тропический ливень. Крупные прямые капли минут сорок барабанили по металлической крыше бунгало. Два раза сильно и беззвучно сверкнула вдалеке молния.
Какой прелестный обычай! Оказывается, уставших путешественников на острове Антигуа на рассвете будят обыкновенные петухи.
Всё шло по плану. Когда утренний ветер усилился до шума и опять неприлично громко начал скрежетать по крыше высохший до жестяного звона надломленный лист старой пальмы, капитан Глеб Никитин окончательно пришёл в себя.
Антигуа. День четвёртый
С российскими облаками жить легко. Лежишь себе на зелёной луговой травке, у речки, уткнувшись носом в небо, а облака всё бегут, бегут… Можно наблюдать за ними долго, хоть весь день, пока не пойдёт дождь или не наступит темнота.
В родных краях облака несёт ветром с одной скоростью, в одном направлении. И, понаблюдав две-три минутки за одним, отдельно взятым пушистым созданием, можно точно сказать, когда его край или соседняя облачная каёмка закроют солнце.
На Антигуа живут облака-мятежники.
Расположившись на надувном матрасе в скромном тропическом огороде, Глеб Никитин несколько раз в научных целях зажмуривал глаза. Настроившись на плавное чередование света и тени, он каждый раз вдруг обнаруживал, что очередная крохотная облачность подозрительно долго закрывает от него солнце.
Открыв глаза, он изумлялся. Знакомое облачко, до этого легко несшееся по воле ветра одним курсом, вдруг, мгновенно, как по команде, застывало на месте, пропускало мимо себя другие, более важные, или более лёгкие, а, может, в отличие от него самого, более низкие облака. Потом облачко опять внезапно срывалось, иногда не в том направлении, в котором двигалось только что, а косо по отношению к прежнему курсу или под прямым углом к нему, а то и вовсе скачками мчалось обратно.
Впрочем, такими непостоянными были почти все океанские ветры, с которыми капитану Глебу Никитину приходилось когда-либо встречаться.
На проволочную сетку забора приземлилась маленькая серенькая птичка колибри…
На соседнем антигуанском дворе, невидимом за невысокой пальмовой рощицей, начали звонко и радостно орать счастливые антигуанские дети. Собираясь в школу, они одновременно смеялись, рыдали и громко звали друг друга по именам. Там же, на дороге, какой-то антигуанский балбес настраивал в машине свой безумный радиоприёмник.
Серая пыльная шкура прислонилась снаружи к крупной металлической сетке забора. Забавная чёлка шевелилась на ветерке. Ослик где-то потерял своего хозяина и поэтому волочил свою грустную жизненную верёвку по грязной дороге в полном одиночестве.
– Ах, серый! – В мгновения, логично последовавшие за длительным сладким сном и приятным пробуждением, капитан Глеб любил всё человечество, всю флору, всю окружающую его фауну и настроен был при этом философски. – Вот бежишь ты за охапкой колючек, не получая их, а позади себя, около гавани, ты оставил прекрасную дорогу, обросшую этим лакомством. Так ведь и люди делают. Одни гонятся за лаврами, другие – за цветущими предприятиями, третьи – за цветами любви. В конце пути они, как и ты, видят, что гнались за пустяком и что оставили позади всё стоящее: здоровье, труд, покой, домашний уют!
«Записать бы надо мысль-то, а то ведь позабуду…».
Знакомый колибри по-будничному приладился на сочное лоно красного гибискуса. Вольный цветок был раз в пять солиднее обычного, домашнего. Правда, птичка прилетела на свидание к Глебу в этот раз так себе, ледащенькая, не очень-то и цветная, невзрачная. Но в остальном птица была явно натуральная! Научно-популярно она зависала над крупными, размером с ладонь, бутонами, засовывала изогнутый клювик в поисках нектара внутрь нежных красных цветов, крылышками трепетала быстро и прозрачно – всё было по-настоящему!
Скопище низких кактусов около веранды было зверски изуродовано памятными надписями. Их плоские листья сочились и сухими, полузасохшими, и практически свежими автографами. Здесь были… Та-ак. «Гэлакси 05», «Пичас», «Дитлов», «Джуд», кто-то ещё неразборчивый….
Капитан Глеб рассеянно просмотрел список поклонников Фриды, пробормотал: «Только не бросай меня, госпожа, в этот терновый куст!».
Прямо под ближним окном рос типично горисполкомовский фикус.
Глеб включил воду. Холодную. Решительно встал под душ. Потом заорал. Так громко, что дети за соседним холмом мгновенно затихли, а потом один из них, наверно, самый впечатлительный, заревел пуще прежнего.