Закон Моисея
Шрифт:
— Он больше не в больнице. Он не пострадал. Поэтому где он? — потребовала я.
— Я точно не знаю.
— Нет, знаете, шериф. Ну же. Где он? — настаивала я.
— Джорджия!
Моя мама хлопнула меня по руке и приказала успокоиться.
Шериф Доусон накинул на голову свою ковбойскую шляпу, но затем снова снял её. Он выглядел напряженным, и ему не хотелось ничего мне говорить.
— Он в тюрьме?
— Нет. Он не там. Они забрали его в другое учреждение в Солт-Лейк-Сити. Он в психиатрической клинике.
Я непонимающе уставилась
— Это больница для душевнобольных, Джорджия, — мягко произнесла мама.
Родители встретили мой ошеломлённый взгляд сдержанными лицами, а шериф Доусон резко встал, словно вся эта ситуация вышла за пределы его компетенции. Я тоже вскочила, мои ноги дрожали, а живот скручивало от тошноты. Я сумела добраться до ванной, не побежав, и даже смогла запереть дверь позади себя, прежде чем меня вырвало пирогом, который мама мне навязала, когда отрезала кусок для Шерифа Доусона. Пирог напомнил мне о Кейтлин Райт и успокоительных.
Моисей
— Ты можешь рассказать мне, что означают рисунки?
Я тяжело вздохнул. Доктор с азиатской внешностью, одетая в свитер цвета бронзы и в очках, придающих ей заносчивый вид, и в которых, вероятнее всего, она не нуждалась, рассматривала меня поверх оправы. Её карандаш был наготове, чтобы сделать записи о моем психическом расстройстве.
— Тебе необходимо поговорить со мной, Моисей. Тогда будет намного легче для нас обоих.
— Вы хотите, чтобы я рассказал вам о том, что случилось в доме моей бабушки. Вот что там произошло, — я взмахом руки указал на стену.
— Она умерла? — спросила доктор, пристально разглядывая сцену смерти моей бабушки.
— Да.
— Как она умерла?
— Я не знаю. Она лежала на кухонном полу, когда я вернулся домой в то утро.
Мне следовало знать, что она умрет. Я видел знаки. Вечером накануне её смерти, я видел, как он парил возле неё. Мертвый мужчина, который выглядел так же, как человек на свадебной фотографии Джи. Мой прадедушка. Я видел его дважды. Пока она спала в своём кресле, он стоял прямо позади её правого плеча. И я увидел его снова прямо за ней, пока она раскатывала коржи для пирогов в среду днем, когда я отправился на старую мельницу, чтобы закончить демонтаж. Он ждал её.
Но я не рассказал это доктору. Хотя, возможно, следовало. Я бы мог сказать ей, что позади её плеча кто-то стоит, ожидая, когда она тоже не умрет. Может быть, это напугало бы её, и она оставила бы меня в покое. Но, на самом деле, за ней никто не стоял, поэтому я попридержал свой язык, в то время как она ждала, когда я заговорю.
Она с минуту что-то писала в записной книжке.
— Как ты себя чувствовал при этом?
Я хотел рассмеяться. Она что, серьезно? Как я себя чувствовал?
— Печально, — произнёс я со скорбным выражением лица и нахмурив брови, не выдавая своих истинных чувств на её нелепый шаблонный вопрос.
— Печально, — сухо повторила она.
— Очень печально, — я поправил свои слова, произнося их таким же безучастным тоном.
— Какие мысли пронеслись в твоей голове, когда ты увидел ее?
Я встал со стула, подошёл к стене и прислонился к ней, полностью заслоняя бабушку от её беспристрастного взгляда. На минуту я закрыл глаза, устанавливая кратковременную связь, немного раздвигая воду, всего лишь до небольшой щели. Я сфокусировался на голове женщины с черными блестящими волосами, стянутыми в идеальный низкий хвост.
Доктор задала мне ещё несколько вопросов, но я концентрировался на том, чтобы поднять воду. Я хотел найти что-нибудь, что заставит доктора бежать, кричать. Что-нибудь подходящее.
— У вас была сестра-близнец? — неожиданно спросил я, когда образ двух маленьких азиатских девочек с косичками и в одинаковых платьях внезапно возник в моей голове.
— Ч-что? — ошеломлённо спросила она.
— Или, может быть, кузина такого же возраста. Нет. Нет. Она — ваша сестра. Она умерла, верно?
Я скрестил на груди руки и ждал, позволяя образам открыться моему сознанию.
Доктор сняла свои очки и хмуро уставилась на меня. Я должен был дать ей это. Не так-то просто было испугать её.
— Сегодня у тебя был посетитель. Её имя Джорджия Шеперд. Её нет в твоём списке. Хочешь поговорить о Джорджии? — парировала она, пытаясь сбить меня с толку.
Моё сердце дрогнуло, когда я услышал её имя. Но я оттолкнул мысли о Джорджии и нанёс удар в ответ.
— Что вы чувствовали, лишившись сестры? — спросил я, не разрывая с доктором зрительного контакта. — Она была такой же невменяемой, как я? По этой причине вы захотели работать с сумасшедшими людьми?
С безумным взглядом я наградил её улыбкой Джека Николсона. Она резко встала и, извинившись, вышла.
Это был первый раз, когда я делал что-то подобное. Это было необычно и странным образом удивительно. Я перестал бы беспокоиться, поверят ли мне. Раз я не имел шансов выбраться из психушки, то мне было все равно. По крайней мере, здесь я был в безопасности. Джи ушла. Джорджия тоже. Я был уверен в этом. И это единственное, что я мог бы теперь сделать для неё. Она видела, как они заталкивали меня в машину скорой помощи. Я боролся. Но когда перед глазами все стало плыть, а мир закружился, я заметил её напуганное, измазанное краской лицо. Она плакала. И это была последняя вещь, которую я видел прежде, чем мир вокруг меня погас.
А теперь я был здесь. И это меня больше не волновало. Моя ненормальность вышла наружу. Джорджия дразнила меня, говоря, что я чокнутый, и поэтому мой талант смог проявиться — неиссякаемый, выдающийся и жестокий.
И так продолжалось в течение следующих двух недель. Сложней всего было, когда психотерапевт или доктор никого не теряли. Были и такие люди. И в таком случае я не имел никого на другой стороне, чтобы использовать против них. Сказать, что весь этаж был потрясен, значит, ничего не сказать.